Он находился посередине цепочки пленных и был без рубашки. Он стоял, тяжело привалившись к каменной колонне. Растрепанные волосы разметались по плечам и груди, покрытой кровоточащими ранами вчерашнего сражения, которые не успели затянуться. Его ресницы вздрагивали. Он силился держать глаза открытыми.

Когда я поднялась на площадку, Атриус попытался поднять голову. Я до боли отчетливо почувствовала внезапный всплеск эмоций, охвативших его при виде меня. Все они были противоречивыми. Страсть. Желание защитить. Боль. Гнев.

Всплеск был мгновенным. И тут же все скрылось за его знакомой внутренней стеной.

Клянусь Прядильщицей, я ему завидовала. Мне требовалось гораздо больше усилий, чтобы подавить свои чувства. Я не могла даже признаться в них самой себе, ибо потом спрятать их внутри не получится.

Рядом со Зрящей матерью у меня не должно быть иных чувств, кроме верности и благодарности.

Я намеренно их раздувала, чтобы заглушить все остальные. Я – арахесса. Дочь Госпожи судьбы. Я – служительница Аседжи. Это все, кем я была, кем являюсь сейчас и останусь в будущем. Ничего иного я не желаю.

Зрящая мать повела меня к алтарю. Мы шли по узкому проходу с серебряными перилами. Широкий небесно-голубой подол ее платья шелестел в такт ее шагам. А шаги становились все менее уверенными. Она обеими руками держалась за перила. Если бы сейчас можно было увидеть ее глаза, зрачки наверняка оказались бы расширенными. Меня это не удивляло. В вино, которое Зрящая мать пила за обедом, были добавлены травы, открывающие ей проход в мир богов, и оно уже начало действовать.

Когда мы достигли алтаря, она едва стояла на ногах. Мне пришлось протянуть ей руку и помочь подняться по алтарным ступенькам.

Зрящая мать тяжело склонилась над алтарем, упираясь ладонями в камень и успокаивая дыхание.

– Я его уже чувствую, – сказала она. – Путь, ведущий к богам.

Даже ее голос звучал откуда-то издалека.

– Вся моя сила пойдет на то, чтобы привлечь внимание Аседжи, – продолжила она. – И на то, чтобы держать проход открытым. Совершать приношение ты будешь одна.

Дрожащей рукой она полезла в карман и достала кинжал, тонкое лезвие которого сверкнуло в лунном свете.

Тот самый кинжал. Мой кинжал.

– Ты узнаешь, когда надлежит действовать, – сказала она. – Почувствуешь этот момент. Вначале принесешь богине его голову. Затем кровь остальных. – Зрящая мать судорожно усмехнулась. – Голова вампира, отмеченного Ниаксией. Какое приношение! Сегодня, Силина, мы можем рассчитывать на благосклонность нашей богини.

– Да, – согласилась я.

Эфес кинжала был настолько холодным, что я вздрогнула. Собственный голос показался мне чужим.