Мстислава отстранилась и, приподняв ладонью его подбородок, заглянула в лицо. Ее чудесные голубые глаза, обрамленные длинными ресницами, пытливо изучали его. Нежные, в шелковистом пушке щеки жаждали прикосновения, чуть приоткрытые в немом вопросе губы призывно алели, и Ратмир сглотнул.

– Ты совсем перестал целовать меня, – грустно прошептала она, и нежный упрек сдавил виски болью.

Ратмир положил руки на бедра Мстиши и осторожно обвел ладонями вернувшуюся мягкость изгибов. Когда они приехали в Зазимье от Шуляка, она была хрупкая, как веточка лиственницы, и первое время он боялся даже смотреть на жену, не то что прикасаться к ней. Он заставил пройти ее через ужасные испытания, это по его вине Мстиша была измождена и обессиленна. Ратмир дал слабину. Он должен был послушать старого колдуна и никогда не жениться. Не взваливать свою ношу на чужие плечи. Он должен был догадаться, что Мстиша, всем сердцем поверив, что справится, не выдержит. Сколько раз он успел пожалеть о том, что не отступился… У того боярина не хватило сил отстоять свою любовь, но появился бы кто-то другой. Страшнее всего было то, что, отвоевав Мстиславу себе, теперь Ратмир не мог ей дать того, чего она заслуживала. Того, чего хотела и по праву ждала от него.

Он зажмурился, словно это могло прогнать навязчивые мысли, и подался вперед, находя ее холодные губы. Мстиша жадно ответила на поцелуй.

– Это из-за волос? Я больше не кажусь тебе красивой, потому что у меня нет кос? – оторвавшись от него, на выдохе спросила она.

– Нет! – простонал Ратмир и уткнулся лбом в ее лоб, перебирая пальцами растрепавшиеся пряди. – Нет, нет, нет! Краше тебя нет на свете.

– Тогда докажи мне, – попросила она, целуя его скулу там, где прятался застарелый шрам, – докажи…

На миг он застыл, как перед прыжком в черную студеную прорубь. Ратмир снова зажмурился, изо всех сил стараясь не замечать тонкого, но неотступного запаха мертвой плоти, и его руки нашли завязки Мстишиной сорочки. Невесомый шелк легко соскользнул с ее оголившихся плеч, и он почувствовал, как по бархатистой коже жены пробежал трепет желания. Его пальцы тоже задрожали. От озноба.

Когда все закончилось и Мстиша выгнулась и закричала – коротко, страшно, по-птичьи, – Ратмир, мокрый и трясущийся, точно в лихорадке, откатился в сторону. Накрыв разгоряченное тело Мстиславы меховым одеялом и дождавшись, пока ее сморит сон, он выскользнул прочь. Нутро грозилось вывернуться наизнанку, Ратмир задыхался. Нужно было скорее смыть с себя ложь и предательство. Смыть грязь. Смыть ее. Если потребуется, содрать вместе с кожей. Ратмир заперся в бане и скоблил тело, пока на нем не осталось ни следа, ни намека на чужой запах, а оттуда направился прямиком в кабак.