Светлый фон

Ратмир, нарядный и особенно красивый сегодня, в расшитой золотом верхнице и с тяжелой гривной на шее, кажется, даже не заметил ее. Он улыбался и сыпал шутками, заставляя щеки чернавок вспыхивать, а сердца – Мстиша знала наверняка – колотиться в два раза быстрее. Княжич бережно придерживал Незвану, помогая ей подняться на крыльцо.

Мстиша растерялась. Она предполагала, что рано или поздно увидит их вместе, но все равно не была к этому готова. Скромно потупившись, Незвана улыбалась, но на миг их взгляды встретились, и Мстиславу будто снова ударили под дых. На ее собственном, таком прекрасном лице – она ведь уже успела забыть, насколько красивой была! – блеснула гадкая Незванина усмешка. Ноги сделались мягкими, точно студень, и Мстислава неловко шагнула назад, хватаясь за перила, чтобы не упасть. Торжествующая улыбка Незваны стала шире. По-детски беззащитным движением она коснулась Ратмира. Обернувшись на жену, он коротко улыбнулся и взял ее руку в свою, и в груди Мстиши что-то оборвалось.

Воздуха не хватало, желудок противно сжался. Единственным желанием было бежать прочь, куда угодно, лишь бы подальше от загремевших в гриднице волынок и гуслей, от смеха, звона посуды и топота самых рьяных гостей, уже успевших пуститься в пляс. Там, в сердце праздника, был ее муж, а по правую руку от него вместо Мстиши сидела самозванка, отобравшая у нее жизнь.

Она закрыла лицо ладонями. Нет. Она сама отдала ей все. Сама.

Но горевать Мстише не позволили. Вездесущая Кислица немилосердно встряхнула ее и отправила судомойничать. Впрочем, Мстиша мысленно поблагодарила ключницу: работа не оставляла времени ни на раздумья, ни на глупости.

Несмотря на то что она и две ее товарки трудились не покладая рук, гора блюд и кубков начала уменьшаться только к вечеру, когда гуляние стало сходить на нет. Наконец Мстишу отпустили, и, с облегчением разогнув спину и вытерев покрасневшие, скукожившиеся от воды руки, она выскользнула во двор.

Мстислава нашла укромный уголок рядом с конюшней и присела на старую почерневшую чурку, где когда-то кололи дрова. На усадьбу опускались тихие сумерки, лишь из рощи доносилось нежное щебетание зарянки, да по крыше шуршал мелкий дождь. Вспотевшая от работы и пара, Мстиша закрыла глаза и подставила разгоряченное лицо прохладной мороси. На несколько мгновений она застыла, наслаждаясь долгожданным бездействием. Мстиша и сама не заметила, когда капли, скатывавшиеся по щекам, сделались солеными и теплыми. Мелко затряслись плечи, и, поняв, что сейчас разрыдается в голос, она накрыла рот ладонями.