– Как мама? – тихо спросила Асин. Это значило, что его не будет рядом бесконечно долго, а может, он и вовсе не вернется.
Совсем недавно она говорила капитану Альвару, что не умеет кричать. Но сейчас маленькая Асин внутри нее надрывала голос, и от ее отчаянного вопля содрогалось все тело. Фигура Вальдекриза дрогнула, расплылась, обратившись нечеткой картинкой на старой пожелтевшей бумаге, а весь мир разом потемнел – не от наступившей ночи, нет, он будто утратил краски, оставив лишь грязные оттенки серого. Асин боялась, что бросится на него, стукнет в плечо или грудь, завоет, но она просто стояла, сжав кулаки, и покусывала губы. Даже слезы, скопившиеся в горле комом сухой травы, не потекли по щекам.
– Что? – горько усмехнулся Вальдекриз. – Нет. Нет, Аси. Не как мама. Я разве…
– Аси, – он раскинул руки в стороны, но она так и стояла, прижимая к себе куб и не решаясь сделать шаг навстречу, – я обещал прийти к тебе в гости. С рыбьими хвостиками, помнишь?
– Но не придешь, – ответила она, решив за него обнажить болезненную правду. – Ты вообще собирался сказать мне об этом? Или просто хотел улететь?
Ее голос звучал на удивление ровно, хоть и глухо. Она могла бы ответить: «Ладно», улыбнуться и убежать домой, чтобы там, зарывшись под одеяло, разрыдаться. Но, видят боги, она бы не простила себя за это.
– Мне страшно, – сказала она и чуть тише добавила: – За тебя страшно, понимаешь? Это я останусь здесь, это я могу в любой момент отказаться от неба, сделать вид, что ничего и не было, летать с отцом на острова-братья, скупать красивые побрякушки. А что будет с тобой?
– Ничего, – выдохнул он, и его спокойствие обезоружило ее. – Я отправляюсь туда не как последний жрец Отца-солнце, а как Вальдекриз. Они не смогут ничего мне сделать. Веришь?
Асин в отчаянии посмотрела на него, не понимая до конца, верит ли. Вальдекриз мог слишком убедительно врать. Но ей ничего больше не оставалось – и она нехотя кивнула.
– Запомни этот момент, Аси. Я вернусь. Вернусь к тебе. Чего бы мне это ни стоило.
И тогда Асин, зажмурившись, бросилась в его объятия. Чтобы, как он и говорил, запомнить этот момент. Ветер, игравший с ее волосами, тишину ночи, разбавляемую лишь стрекотом насекомых, пахнущий пылью склад и холодный воздух. И утонувшее в ровном биении сердца Вальдекриза такое нужное «Я обещаю».
Шестьдесят долгих дней
Шестьдесят долгих дней
С тех пор как улетел Вальдекриз, прошло шестьдесят дней. И каждый из них Асин отмечала галочкой-птичкой на некогда чистом, а теперь полном крылатых созданий листке. Она, просыпаясь, переворачивалась на бок и тянулась, почти вслепую, к столику у кровати, желая нарисовать очередной размашистый уголок.