– Что? – удивилась она, ожидая услышать что угодно, кроме такого обыденного, звучащего каждый день – и не по одному разу – вопроса.

– Давай орехов в меду тебе возьму. – Он тихо засмеялся, глядя уже не на нее, а в сторону, где расположились ряды полупустых палаток. Асин знала: спустя какой-то час они будут ломиться от еды, которая пока терпеливо ждет, накрытая плотным куском ткани. Потому что наговорившиеся и явно проголодавшиеся гости наверняка захотят опустошить – голову от лишних мыслей и свои карманы. А ничто – это Асин знала наверняка – так не помогает отвлечься и расслабиться, как хорошая еда.

– Давай, – согласилась она, пускай орехов, даже мягких, сладких, ей не хотелось вовсе. Но Вальдекриз уже сделал несколько шагов к прилавку, за которым скучала красивая торговка с густыми каштановыми кудрями и полными алыми губами.

Время утекало ленивым весенним ручейком. Асин, стоя в отдалении и теребя завязки на платье, наблюдала за его бегом. Идеальный, почти сошедший со страниц книг момент рассыпался, превращаясь в бесформенную глиняную поделку, вылепленную детскими ручками – с любовью, но совершенно неумело. Звуки окружающего мира долетали до Асин будто издалека. Она почти не заметила троих мальчишек с зажатыми в кулаках прутиками, которые неслись с лестницы навстречу приключениям и огромной, утыканной мачтами, словно иглами, деревянной фигуре кита. Только когда один из них врезался в Асин, а затем, пошатнувшись, наступил ей на ногу, она очнулась. Мальчишка, явно из приютских непосед, с маленькой яркой нашивкой на груди, наспех извинился, но все его слова слиплись в одно длинное, неказистое, с недостающими буквами. Про себя Асин даже выругалась, вспомнив особенно страшное выражение Вальцера, а вслух выдала тихое «беги» и еще более тихое «коленки не разбей» – когда мальчишка уже скрылся.

– Ну что, булка, держи! – раздался радостный голос Вальдекриза, и в руки Асин легла кривенько выструганная деревянная плошка, в которой купались в жидком меду пухлые орешки. – Миску потом отдашь. Не знаю, какая в ней ценность, но я, как ты понимаешь, чурбан. Который ни-че-го-шень-ки не понимает в мисках.

– Полагаю, ты так и сказал доброй…

– Рошанне! – Вальдекриз поднял указательный палец, отчего имя – такое знакомое и одновременно совершенно новое, возможно, когда-то услышанное лишь раз – сделалось вдруг весомым, даже тяжелым.

– Конечно же, у тебя хватило времени узнать, как ее зовут, – выдохнула Асин.

Она отошла к широкой лестнице и, поправив платье, уселась на самую нижнюю ступень. Плошку она поставила себе на колени – и та опасно закачалась, но торчавшая из нее ложечка, деревянная и маленькая, с ладошку длиной, не шелохнулась, увязнув. Ее Асин подцепила пальцами, подняла медленно и, повернув ребром, стала следить за густым золотистым потоком, стекавшим с ее поверхности.