Лишь тогда тень отступила, рывком поднимаясь на задние лапы. Темная шерсть слипалась, сливалась, обращаясь широкими грубыми рукавами из черной кожи; морда укорачивалась, все больше напоминая человеческое лицо. На Асин смотрели знакомые зеленые глаза. Лицо кривилось, сквозь стиснутые зубы вырывалось тяжелое дыхание, а жилка на шее под жестким воротом пульсировала.

Когда от облика животного не осталось ничего, Альвар – а перед Асин стоял именно он – отер губы ладонью, тяжело сглотнул и поправил жилетку, подбитую, как она успела заметить, звериной шкурой.

Он подошел, слегка покачиваясь, и протянул Асин ладонь, в которую она вложила свою трясущуюся руку. Помог встать, даже поправил платье, будто ничего не случилось и они просто столкнулись во время прогулки. Голова гудела, сердце в горле не давало дышать. Даже не взглянув на Альвара, Асин кинулась к Вальцеру, упала перед ним на колени и принялась рвать платье на тонкие лоскуты, чтобы остановить сочащуюся из ран кровь.

– Не помру, – процедил он, тряхнув готовой вот-вот опуститься головой. – Альвар… – обратился он к стоявшему в нескольких шагах капитану. – Выходит, не врали слухи. Ты – что мамашка твоя.

– Моя мать была прекрасной женщиной. Чище и светлее многих, – спокойно ответил Альвар – и Асин поймала брошенный на нее взгляд печальных зеленых глаз.

– Что не мешает тебе таскать ее шкуру.

Асин с трудом перебинтовала Вальцеру запястье и ногу, удивившись – лишь на мгновение, – что не плачет, скорее злится и пытается управиться побыстрее. Она не жалела кружев, но от вида истерзанной плоти кружилась голова. Так странно, ведь собственное плечо, рассеченное стражем, не пугало, просто болело, напоминая о себе.

– Зачем тебе она? – зло бросил Вальцер. Положил окровавленную ладонь Асин на шею и потянул ее на себя – защитить.

– Вы никогда не были благородным. – Альвар будто не услышал его вопроса. Он расхаживал вокруг, понимая: добыча не убежит, и водил по воздуху пальцами, будто извлекая мелодию из прозрачных, тонких, как паутинка, струн. – Разговоры о Нингене, старом демоне, были самыми разными. Мне нравилось слушать их: так я понимал, к чему хочу и не хочу стремиться одновременно. Человек без принципов, жертвующий всем ради цели. Неужели это просто сказки? Я безмерно уважаю вас. – Он слегка склонил голову, прикрыв глаза. – Но единственное, чего не было в историях о Нингене, – это благородства.

Он будто читал ее мысли, забрался в самый темный угол той каморки, которую она звала своей головой, и теперь перелистывал страницы главы под названием «Нинген».