Светлый фон
сегодня я проснулась и поняла, что больше совсем не слышу пение утренних птиц.

– Значит, тебе нужна еще одна операция. – Эйприл потянул себя за кудри, раздумывая, а затем щелкнул пальцами и вновь улыбнулся. – Я завтра помогу Марте с листовками, и мне, скорее всего, немного заплатят, а на выходных я договорился подменить одноклассника Эмилио в больнице. Мне дадут неплохие деньги, если я тщательно поскребу туалеты и полы.

– Мы ведь договорились, что следующая операция подождет, пока мы не отложим достаточно денег на твое обучение в Америке.

Мы ведь договорились, что следующая операция подождет, пока мы не отложим достаточно денег на твое обучение в Америке.

– Мама, – Эйприл усмехнулся и взял ее за руку, – я же попросил тебя не сомневаться во мне! На следующей неделе к нам на матч придет рекрутер из Штатов. Он посмотрит на мою игру и обязательно предложит грант. – Мальчик с теплом сжал ладонь мамы еще крепче. – Обещаю, что со мной все будет в порядке. Но только в том случае, если мы сначала сделаем тебе операцию, ладно?

Мама прикоснулась свободной рукой к вспотевшему лицу сына и вновь скорчила гримасу.

– Это тебе надо принять душ, – прошептала она губами, притронувшись к потрепанному наушнику в его ухе. – Я говорила тебе перестать слушать музыку так громко – испортишь слух.

Эйприл пожал плечами:

– На улицах слишком шумно.

И к тому же зачем ему слышать этот мир, пока его не слышит мама? Но злость на эту несправедливость он решил утаить внутри себя и ничего больше не сказал. Эйприл вовсе не роптал на жизнь. Его не тяготило существование от зарплаты до зарплаты. Не тяготила тесная квартирка, температура в которой понижалась до комфортной только по ночам, когда они открывали окна. Им приходилось мириться с нескончаемым гулом оживленной улицы, но в такие моменты Эйприл был благодарен за громкую музыку и наушники. Он знал, что этот шум – вовсе не помеха здоровому сну мамы. И пока она могла отчитывать его на языке жестов, отправлять извиняться перед Уго за растоптанные фрукты, греть воду в чайнике для ванны и смеяться над ужастиками, что каждый вечер крутили на маленьком телевизоре семейства Гарсиа… Пока все это оставалось в жизни Эйприла, он знал, что будет счастлив.

Был бы счастлив.

Если бы в один день их дом не охватило алое пламя. Пожирающее. Убийственное. Отобравшее жизнь не только самого Эйприла. Но и его мамы.

Эйприл никогда не забудет, как ощутил вибрацию в доме и почувствовал запах горелого. Как пытался позвать маму, но она его не услышала, поскольку перед сном положила слуховой аппарат на прикроватную тумбочку. Эйприл никогда не забудет, как оттолкнул маму в сторону, когда потолок обрушился. И ту пронзающую боль в ноге, что затем охватила все тело. Эйприл не помнит, от чего именно умер: отравился угарным газом или сгорел заживо? Но Эйприл никогда не забудет, как высохли слезы на мамином лице, когда она поняла, что не сможет вытащить его из-под обломков. И навсегда сохранит в памяти ее улыбку, когда она решила остаться и умереть рядом с ним. Он запомнит прикосновения ее рук, что отказывались отдавать Эйприла жадной смерти. И навсегда запомнит жгучее желание отомстить.