– По счастливому повороту судьбы Беатрис узнала правду от Найджелуса, но если бы Софрония не отдала свою жизнь, твоя тоже была бы потеряна. Она пожертвовала собой ради тебя, Дафна. Тебя и Беатрис.

Дафна протягивает руку, чтобы вытереть слезы, собирающиеся в уголках ее глаз. Это не значит, что она благодарна за выбор Софронии – во всяком случае, эту жертву она понимает еще меньше, чем жертву ради одного Леопольда. В отличие от Софронии, Дафна не делала этот мир лучше. Сделка вышла неравной.

– Лучший способ, каким я могу почтить жертву, принесенную Софи, – это не прятаться, оставаясь в безопасности, – говорит Леопольд, – а помочь тебе любым возможным способом сохранить твою жизнь и заставить вашу мать за все заплатить.

Заставить их мать заплатить. Слова эхом отдаются в голове Дафны, но она не может их осмыслить. По ее мнению, ее мать неприкасаемая. Пытаться привлечь ее к ответственности за смерть Софронии – глупая затея. Она даже не знала бы, с чего начать. К тому же сама мысль о том, чтобы действовать против императрицы, все еще вызывает у нее чувство тошноты. Сейчас нам нужно, чтобы ты была храброй, Дафна.

– Скажи мне правду, – говорит ему Дафна. – В точности расскажи мне все, что случилось с Софронией.

Дафна засыпает, думая о том, что Леопольд рассказал ей о последних днях Софронии. Как она решила пойти против планов, помогая восстанавливать темаринскую экономику и показывая Леопольду, как ему стать лучшим правителем. Как она нажила врага в лице матери Леопольда, королевы Евгении, и что это в конечном итоге стоило Софронии жизни.

Это уже совсем не та сестра, которую знала Дафна. За шестнадцать лет, проведенных с Софронией, она ни разу не видела, чтобы та в чем-то шла против их матери. Так делала лишь Беатрис, которой, казалось, нравилось бунтовать просто так. Софрония всегда была такой же послушной, как и Дафна, – или, по крайней мере, пыталась быть. Софрония часто разочаровывала их мать, но никогда не делала этого намеренно.

Но это было до Темарина.

Сейчас нам нужно, чтобы ты была храброй, Дафна.

Слова эхом отдаются в ее голове, но всякий раз, когда она думает о том, чтобы нанести прямой удар своей матери – рассказать Байру правду о ее заговорах, присоединиться к повстанцам, рассказать Беатрис, что она верит ей и что они на одной стороне, – она чувствует тошноту…

Когда Дафна просыпается на следующее утро, то не сразу встает с постели. Вместо этого она смотрит на бархатный балдахин, нависающий над ней, и понимает, что есть кое-кто еще, кому ей следует нанести удар. Тот, кто должен заплатить за роль, сыгранную в убийстве Софронии.