— Вели передать боярыне, что явился тот, кто прислал письмо.
— До утра жди! Ночь на дворе! Боярин с боярыней отдыхать изволят, — отозвалась стража.
— Ждите, — раздался возле уха шепот Горлицы.
Огнеслава осталась стоять. Луна спряталась за набежавшими облаками, окутывая мраком. Мерно потрескивали костры, где-то за лесом выли волки. Вскоре в окнах начали загораться огоньки, и отдаленный шум докатился до внешних стен усадьбы. Еще немного, вот уже сама Зоряница в наспех надетом уборе и шубе нараспашку появилась у частокола. Караульные вытянулись, завидев вереницу женщин во главе с боярыней. Ворота отворились.
— Пропустить! — приказала хозяйка, едва разглядела лицо сестры.
Зоряница хотела обнять Огнеславу, но вспомнив содержание письма, остановилась на половине пути.
— Иди за мной! — коротко приказала она, словно то была обычная баба, а не любимая сестрица.
Покорно склонив голову, княгиня поторопилась за сестрой. По тому, как тихо вели себя сопровождавшие женщины, решила, что Зоряница очень строгая хозяйка. Поднялись на крыльцо, вошли в терем. Если не показалось, то боярин Златогост жил богаче её батюшки. Теперь ясно, почему молоденькую сестрицу с такой радостью выдали за старика.
Едва закрылись двери, боярыня с улыбкой обернулась. Она бросилась было к своей дорогой гостье, но будто на стену натолкнулась, переменившись в лице. Половицы на лестнице скрипнули, заставив обеих сестер взглянуть наверх, а остальных женщин кланяться.
Сверху на них устремился колючий и цепкий взгляд темно-карих глаз. Судя по одеждам и седовласому челядину рядом, их встречал сам хозяин усадьбы. Необыкновенно высокий и широкоплечий, боярин казался ещё выше в дрожащем свете свечей. Когда-то он сам ходил с товарами по рекам, не только торгуя, но и наводя ужас на разбойников. Немало удивительных историй о его походах они ещё детьми слышали от деда Деяна. Годы не пощадили ни красоты, ни богатырской силы. Теперь он выглядел словно старый исхудавший волк, клыки всё еще пугают, да мочи былой уж нет. Волосы и борода побелели, щеки ввалились, нос заострился, словно у беркута. Костлявые пальцы крепко сжимали посох, который напоминал скорее оружие, чем опору для немощного. На руках и лице виднелись шрамы, следы лихой юности. Златогост и в молодости нрав крутой имел, а к старости, говорят, совсем нетерпим стал. Поэтому, когда сестрица вздрогнула, закусив губу, Огнеслава почуяла неладное.
— Голубушка, что же это вы ночью гостей принимаете? — низкий рокочущий голос никак не вязался с внешностью стареющего боярина, сильный и решительный, он должен принадлежать удальцу в самом расцвете лет, а не тому, кто скоро встретится с предками. — Вам для забав дня мало?