— Я говорила, мне всё равно, как ты выглядишь, — не оборачиваясь, произнесла она. — Будь по-твоему, до рассвета оставайся в человеческом обличье, а как взойдет солнце примешь тот вид, который наиболее сообразен для тебя сейчас.

Оставшись в одиночестве, Горан бросился к столу. Он вскрыл спрятанный под столом сундук, извлекая оттуда небольшое полотенце и свернутый пергамент. При взгляде на ткань, что таила внутри лепестки шиповника, сердце согрело тепло. Лепестки шиповника значили только одно — скорую встречу. Несколько жухлых частиц цветка сказали больше, чем тысяча букв. Он ссыпал их в ладонь и спрятал на груди. А вот пергамент аккуратно расправил и положил перед собой.

По словам Чаяны, этот текст был написан лично змеем. За прошедшее время он изучил его вдоль и поперек, но так и не смог понять, почему вместо наставления или подсказки были написаны стихи. Только сегодня, он осознал вдруг, что это ритм. Ошибкой было искать тайные знаки и вчитываться в отдельные слова! Он начал размеренно произносить написанное вслух и впервые почувствовал, как сердце выравнивает удары под темп строк, а тело словно остывает. Он пробовал разную скорость и громкость, найдя такое сочетание, при котором жар в крови едва ощущался.

Читал снова и снова. Почти заучил наизусть. Запоминая состояние тела и души. Он так увлекся, что не сразу заметил появившихся напротив теней, чьи лица выражали не то удивление, не то растерянность.

— Что-то случилось? — спросил, взглянув на Чаяну, которая явно хотела сказать, но не решалась.

— Хозяин, — прошептала подрагивающим голосом она, — уже полдень.

Глава 64 Полетай сокол домой

Глава 64 Полетай сокол домой

Вечерние туманы стелились над водной гладью озера. Силуэты прибрежных сосен исполинами вырастали из пронизанной синевой водяной дымки. Маленькая избушка затаилась вблизи огромного камня, напоминавшего сидящего на берегу медведя. Могучей «спиной» он прикрывал её от холодных северных ветров. Крохотное оконце, огоньком мерцало средь наступающей ночи. Внутри горела всего одна лучина, но видно было, как днем. Свет исходил из колыбели, над которой склонилась молодая мать. Она тихо напевала слова:

«Летел сокол, летел ясный с соколицею.

Шел удалый молодец, да с красной девицею.

Шел удалый молодец, да с красной девицею.

То не ясный соколик — добрый молодец идет.

То не ясна соколица — красна девица-душа…»

Огнеслава видела её со спины и будто была ею одновременно. Рядом стоял уже знакомый силуэт в сотканных из света одеждах.

«И зашел сокол домой, полетай, сокол, домой.