– Тот клинок сломан, – ответила Корэйн и убрала меч обратно в ножны. Металл издал пронзительный щелчок.
Теперь между ними находилась лишь пустая плита. Свечи озаряли укрывавший его бархат. Корэйн заставила себя отвернуться и, чтобы не смотреть на правительницу Айоны, снова подошла к шкафам.
Она провела пальцами по сложенной мантии, такой же красной, как и бархат позади нее. Одеяние было запыленным, но явно не настолько древним, как другие артефакты здесь. Воротник и кайму подола украшала изысканная золотая вышивка.
– Это принадлежало моему отцу? – тихо спросила Корэйн. Какая-то часть ее не хотела знать ответ на этот вопрос.
– Да, – ответила Изибель, по-прежнему не двигаясь с места. – Однажды я уже недооценила Таристана и красного мага. Больше этого не повторится.
Корэйн заставила себя положить мантию назад и повернуться к Изибель лицом. Ей казалось, что она срывает с себя собственную кожу.
– Мне жаль, что потребовалось столько смертей, чтобы вас убедить в этом, – резким тоном сказала Корэйн. – Отложите ветвь, Изибель. Сражайтесь вместе с нами или никогда не сражайтесь вовсе.
Ясеневая ветвь дрогнула в руке Изибель, и отблески свечей окрасили листья в золото. Правительница Айоны приподняла руку, и сердце Корэйн забилось быстрее.
– Я не могу, – сказала Изибель. Ее слова прозвучали как хлопок закрывшейся двери.
Корэйн почувствовала себя так, словно внутри ее что-то сломалось. Ее руки задрожали от гнева, усталости или разочарования. А может быть, от всего сразу.
– Вы только что сказали, что кровь Древнего Кора делает меня не такой, как другие смертные, – прошипела Корэйн, едва держа себя в руках. – Вы сказали, что я лучше их.
Изибель сохраняла спокойствие.
– Это так.
– Что ж, в жилах Таристана тоже течет кровь Древнего Кора, – выпалила Корэйн и, развернувшись, направилась к двери.
– Таристану было суждено расколоть этот мир. – Изибель смерила ее сердитым взглядом, наконец давая волю своему недовольству. – Я предвидела это много десятилетий назад и предвижу до сих пор.
Корэйн почти не слышала ее слов; она была сосредоточена лишь на спиральном коридоре и залах, расположенных над ним. Больше всего на свете ей хотелось принять горячую ванную, лечь в чистую постель и закричать, уткнувшись лицом в подушку.
– Хочешь знать, что я вижу в тебе?
Помимо собственной воли, Корэйн застыла в дверном проеме, скользнув по полу подошвами сапог. Она стиснула зубы в ожидании ее слов, но не собиралась оборачиваться к Изибель.
– Надежду, Корэйн, – сказала бессмертная. – Я вижу надежду.
«Вашу надежду не отличить от проклятия», – подумала Корэйн, чувствуя, как у нее сжимается горло и щиплет глаза.