Один усмехнулся. Опираясь на посох, он сошел с постамента. Плащ взметнулся вокруг его ног, когда он начал отворачиваться, затем остановился. Из-под полей шляпы этот странный глаз — другой был зияющей глазницей — пронзил Гримнира своим жестоким блеском.
Смерть никогда не придет за мной, | несчастный Но только за тобой; И на этот раз | я не спущу с тебя глаз. Приведите его, дети мои!
И, подобно стае собак, внезапно сорвавшихся с поводков, толпа нищих, окружавшая Гримнира, бросилась на него извивающейся, воющей массой. За долю секунды до того, как их цепкие руки коснулись его,
Для Гримнира в тот момент это не имело никакого значения. Как только эта первая грязная рука коснулась его, как только первые капли слюны, брызнувшей от ярости, коснулись его щеки, он выплеснул все до последней капли гнева, озлобленности и желчи, которые еще оставались в котле его существа. Таким образом, когда первый нищий схватил его за рваную грудь гамбезона, то, что он схватил, на самом деле было не существом из Древнего Мира, а питаемой ненавистью машиной для убийства.
Этот нищий умер, получив в глотку фут стали. Гримнир, разразившись хохотом, крутанулся и отступил в сторону; он нырял и извивался, а Хат оставлял за собой лужи пролитой крови. Отрубленные пальцы и кисти рук летели в стороны. Небритое горло встретилось с отточенным лезвием длинного сакса Гримнира. Глаза были вырезаны, животы вспороты, а пах пронзен. Женщина с прекрасными волосами бросилась на Гримнира, промахнулась и увлекла за собой двух других рычащих псов, когда упала с края моста. Еще один нищий споткнулся о собственные внутренности. Скользкие от крови доски стали ненадежными, и стук крови, стекавшей с моста в устье Тибра, напоминал шум зимнего дождя.
Сын Балегира не выдержал. Мост был слишком узким, толпа — слишком многочисленной; и их желание умереть на службе Господу — слишком горячим. Это был только вопрос времени. Все началось с того, что умирающий негодяй обхватил своими жилистыми руками колени Гримнира.