Один искоса взглянул на змея.
Долго же ты страдал | от жажды крови этой мерзости, Так что на твое слово я возлагаю его судьбу; Если норны не справятся | с основой и утком его судьбы, Тогда их ножом должен владеть змей Иггдрасиля. Что ты скажешь?
В ответ Нидхёгг долго и протяжно прошипел, свистящее шипение, пронизанное болезнью:
—
Кивнув, Один бросил длинный сакс к ногам вождя нищих. Тот наклонился и поднял его; вокруг него ликовали его соплеменники, их тени плясали на стенах атриума. И, повиснув там на шее, едва касаясь пальцами ног земли, с лицом, почерневшим от прилившей крови, Гримнир увидел свой приговор, написанный на покрытых струпьями и грязных лицах нищих, в их тусклых, полных ненависти глазах.
И он услышал его в приказе Одина:
Идите, дети мои, | и отправьте его к Господу.
Когда началась пытка, когда появились ножи, и веревка для удушения затянулась, когда черная кровь из тысячи порезов заструилась по заросшим сорняками плитам атриума, челюсти Гримнира превратились в железные тиски. Из них вырывалось только прерывистое дыхание, даже когда ножи вонзались все глубже и глубже…