– Мы спрячемся здесь, а вы поезжайте вперед. Остановят – скажите, что заблудились или еще что-нибудь придумайте. Главное, чтобы поверили. А мы разберемся, как добраться до станции своим ходом.

Диего сжал мою руку. Обогнув бочку, мы направились вдоль решетки и шли до тех пор, пока не уткнулись в стену другой постройки. Здание находилось в глубине, далеко от дороги. Похожее на амбар, оно было совсем ветхим, с накренившейся крышей. Диего прошептал: «Давай поищем дверь».

Но дверь оказалась заколоченной. Мы прижались к стене.

Весна – обманчивое время: днем греет, ночью дает волю холодному ветру. Я закрыла глаза и представила, что от моих пальцев тянутся нити, и каждая заканчивается маленьким воздушным змеем. Они бросаются в поток, оплетают его, тянут ко мне в руки, и ветер, угодивший в оковы, становится послушным, ласковым. «Выбей дверь, чтобы мы могли спрятаться», – прошептала я. Но ветер просьбы не выполнил.

Вместо этого на мою щеку легла теплая рука. Женская.

Я открыла глаза и увидела Мель. Она наклонилась ко мне близко-близко, так, что наши лбы почти соприкоснулись. Ее дыхание обожгло кожу:

– Бедная, несчастная девочка. Лучше бы ты осталась со мной. Я бы плела тебе косы, а ты бы рассказывала истории.

Она отстранилась, и я смогла повернуть голову.

– Что такое? – спросил Диего шепотом, но я лишь покачала головой.

Ладонь Мель, шершавая, пахнущая гарью, заскользила по моему лицу. Затем тонкие пальцы зарылись в волосы.

– Совсем короткие… Ты говорила, тут хорошо, мир полон красок. Получается, обманула? Здесь же темно и воняет похлеще прогнившей туши клерса… И Ловкий здесь – совсем не ловкий, а трусливый, жмется по углам. И не понять, любит ли он тебя. Любил ли он тебя хоть когда-нибудь…

«Замолчи!», – хотела крикнуть я, но разве могла?

– Слышишь, карета едет, – сказал Диего. Мель удивленно посмотрела на него и отступила, растворилась в темноте.

Я прислушалась: и правда, колеса поскрипывали на неровной дороге, совсем близко. Вскоре показалась и сама карета. Маленькая, полностью черная. Ее тень почти дотянулась до бочки и замерла, не коснувшись водосточной трубы.

– Остановилась, Диего! Она остановилась!

– Тихо!

Вскоре к одной карете присоединилась вторая. Кто-то вышел; со своего места я могла разглядеть лишь темные фигуры – словно тени пожелали стать людьми и обзавелись собственными тенями, но людьми так и не стали. Они молча бродили вокруг экипажей, останавливались, будто прислушиваясь. Потом столпились, склонились друг к другу, обрели голос. Шепот, совсем тихий, не разобрать… Я вся обратилась в слух, пытаясь выцепить хоть слово, но ничего не получилось.