— Великий Альв! Ну и времена настали, — делано–сокрушённо всплеснул руками старейшина, — со времён Войн Крови и Проклятия Ковена никому не нужны были ни дану, ни дроу. Боги оставили нас, лишив родины и обрекая на жизнь в этих скудных землях. Да и остальным древним стало наплевать на Тёмных. Светлым было выгодно наше унижение…Я и не чаял, что на моём веку случится такая радость, как снисхождение дочери Хаоса. И какая честь? Ко мне явился личный друг Лоос! — старик откровенно издевался.

Что ж. Не буду вставать в позу. Попробую по-другому.

— Дхароинн, я бы не хотел начинать своё знакомство с вами в подобной манере. Если я оскорбил вас, так и скажите. Мы уйдём и поищем Лоос сами. Пусть на это уйдёт больше времени, и безмятежное существование вашей деревни никто больше не побеспокоит. Продолжайте жить и вспоминать за горячей чашкой горячего шурраша о былом величии Тёмных… — лицо старейшины начало вытягиваться, а левый глаз задёргался, — или вы, как мудрый наставник и достойный дану, засунете в вашу тощую задницу свои замшелые представления о чужаках и чистоте крови альвов, подумаете о своём народе и используете возможность получить помощь от Грандмастера Магии Жизни и Магии Воды всего лишь в обмен на небольшую помощь в поисках своей Богини?

Я думал, что дану сейчас сдуру кликнет своих охотников с копьями и луками или взорвётся гневной бранью, выгнав меня из хижины. Но видимо опыта старику было не занимать. Очень быстро он стёр со своего лица следы гнева и возмущения, сделал глубокий вдох и сказал:

— Ох, был бы ты, Холиен дану, устроил бы я тебе ночь в муравейнике! Значит, целитель, говоришь?

— Да.

— Тогда вот тебе моё последнее слово, квартерон. Останешься до утра в моей хижине, а я пришлю к тебе наших больных. Помоги им, чем можешь. А к утру решим, что Великий Альв подскажет. Только одно условие.

— Я внимательно слушаю, Дхароинн, — мне уже стало ясно, что старик согласен, лишь пытается сохранить лицо.

— Если утром я не смогу дать тебе ответа, квартерон, вы уйдёте, и деревня не пострадает.

— Обещаю.

Дану вышел из хижины, не сказав ни слова.

Паломничества больных долго ждать не пришлось. Первыми на разведку пришли несколько мужчин дану, которые привели своего товарища со старой охотничьей раной: плохо сросшийся перелом и гнойный свищ на месте травмы. Воин держался на удивление хорошо, одному Рандому известно, что испытал этот дану за год страданий. Вновь приобретённые возможности сработали безукоризненно.

И плотину прорвало. Нарывы, прострелы, натоптыши, сломанные носы, застарелые отравления, камни в почках и жёлчных пузырях… Через три часа я поймал себя на чувстве дежавю. Стены хижины дану на мгновение отступили в темноту, а на меня навалились воспоминания о такой же деревушке под Сан-Паулу, куда свозили пострадавших при землетрясении и от аварии на АЭС.