– Ввиду новых обстоятельств мы спрашиваем тебя снова. Луций Авитус Эдерион, ты ли виновен в убийстве Праймуса Арвины?

Луций широко улыбнулся.

– Я убил Праймуса Арвину. Я убил Барбуса Биолу, а еще, – он с наслаждением щелкнул языком и сверкнул глазами, обернувшись к оцепеневшему Марку, – я убил Квинта Корвина пару месяцев назад.

32 Предатель

32

Предатель

Луций приоткрыл рот и поймал на язык мелкую сухую снежинку. Снежинка уколола задорным холодом и растаяла. Сделалось сладко. Он переступил с ноги на ногу. Под мягкими башмаками лениво чавкала вода. Ему хотелось размяться и пройтись. Утомительная патетика, которая сопровождала суд и ритуал изгнания, сама по себе была своеобразной формой пытки. Не получив записей Биолы, Корвины решили, по крайней мере, устроить из суда настоящее предвыборное шоу.

Он вполуха слушал пространную речь Публия. В ней говорилось о змее, которая свила гнездо в его доме, гражданском долге и о том, как имя Луция Эдеры навеки станет нарицательным для коварства и вероломства. Внутренний двор судейской коллегии был битком набит почтенными гражданами Республики. Они кутались в шерстяные плащи, шмыгали носами и бросали на Луция полные праведного гнева взгляды. Луций не глядел на них. Вдоволь насмотрелся во время суда. Он обвел взглядом скучный пейзаж и снова уставился на дом Последнего Покоя.

Он был таким же восхитительным, каким Луций его запомнил двенадцать лет назад. На фоне мраморной строгости колоннады и голых деревьев с редкими пожухлыми листьями маленькое здание, переливающееся перламутром, казалось вопиюще неуместным. Тончайшие жемчужные пластины ловили редкие лучи мутного осеннего солнца и насыщали его собственным теплым светом.

Двенадцать лет назад двор коллегии был залит сочным весенним теплом и тонул в запахе цветущей глицинии. Луцию было восемь. Он стоял в толпе патрициев, рядом с дядей, и изо всех сил сдерживался, чтобы не спрятаться ему за спину от разлитого в воздухе напряжения. Публий зачитывал обвинение. Это было одно из его первых дел. Он был еще молод и только учился говорить с должной торжественностью.

Изгоняли Кассия Цезина Фотиана. Изможденный мужчина стоял на том же месте, где сейчас нетерпеливо переминался с ноги на ногу сам Луций. Он шумно вдыхал сладкий цветочный запах, заложив руки за спину – видимо, собираясь духом, чтобы ступить на мощенную мраморными плитами тропу к Последнему Покою.

Кассия Цезина Фотиана судили за заговор с целью убийства действующего консула Октавия Салонуса. Он объединил вокруг себя группу молодых патрициев из мелких родов и богатых плебеев. Они полагались на поддержку ветеранов армии, недовольных тем, что долгая война с Ордой лишила их грабежа и захвата новых земель. Планировали ввести в Эдес войска и захватить власть, перебив неугодных им сенаторов, чтобы занять основные должности. Сейчас Луций уже не был уверен в том, что заговор вообще существовал. Тогда ему вообще не было никакого дела до вопросов правосудия.