– Какое правило? – наведалась Маша.
Но Борис предусмотрительно смолчал.
– Кхм… Борис… А ты можешь рассказать историю без острых социальных проблем? – серьезно спросил Король.
– Могу и как раз собирался, – охотно отозвался тот. – Я расскажу, как заработал свои первые деньги в восемь лет…
– Ну, кто б сомневался… – в сторону прошептал Соломоныч.
История девятая,
Может быть, вы будете смеяться, но позволю себе напомнить, что писатель Куприн работал репортером, грузчиком, бродячим актером, циркачом – и кем только не… Чехов и Булгаков, например, по профессии были докторами… Достоевский – инженером-артиллеристом (правда, став было «петрашевцем», он быстро переквалифицировался в политкаторжанина), Кафка всю жизнь проработал бухгалтером, Ахматова, когда не сидела ни у кого на шее, трудилась в библиотеке, Берберова работала секретаршей…
Ну, а ко мне первые деньги пришли так: в дачном поселке под Москвой мы, дети на каникулах, организовывали в нашем переулке «концерты»: набирали ребятню из дачников и местных, желающих выступить с каким-нибудь «номером» – стихотворением, песней или танцем, рисовали фломастерами билеты и продавали их по двадцать копеек (ибо интуитивно знали, что всякий труд должен оплачиваться). Кому? Да своим же собственным родителям и другим взрослым (чистый сбор шел целиком нам на лакомства и прочую мелочевку, делился поровну и тратился каждым по собственному усмотрению). Дело было в середине восьмидесятых, так что все происходило вне рамок каких-либо приемлемых законов. Ни в каком пионерлагере или, тем паче, на школьной сцене, такого по определению в те годы не исполняли… Некоторые взрослые возмущались – как это так?! Платить детям за их «два притопа – три прихлопа», как за билет на вечерний сеанс в кинотеатре? Такие заносились в «черный список» – к ним больше не приставали. Но, в основном, люди не жалели двугривенного, желая разнообразить унылую дачную жизнь (ведь в те годы на даче было разве что радио с одной программой «Маяк»)
Так что не смейтесь, но первые в жизни заработанные мной деньги имели место лет в восемь и поступили от презренного актерства – ибо, представьте себе, я – пел! Беззастенчиво пел перед взрослой «почтеннейшей публикой», маявшейся на стульях в тупике – так что сбежать зрители не могли бы, даже если б захотели, потому что выход был только через «сцену»! Что пел, сейчас не помню точно, хотя подозреваю, что «Мурку» и жалостливую песню темного школьного фольклора: