Дорвиг ощутил знакомое удовлетворение, однако с каждым поверженным оно становилось всё слабее. Чересчур надолго они застряли здесь.

Он придержал Счастливого и, отряхивая от крови Фортугаст, посмотрел вперёд, на лес. В сотне шагов, у самого вала, два отряда (одному из них Дорвиг передал главное знамя) рубились с дорелийцами. Дорвиг скривил рот. Если так пойдёт дальше, им вскоре придётся отбивать обоз — а это будет означать, что дело кончено. Полупрозрачные, рябящие призраки чёрных крыс пугали дорелийцев до визгов; и смешно, и мерзко было глядеть на это. На самого Дорвига они не произвели никакого впечатления. Хелт ещё в Академии обещала как-то помочь им, но такого детского трюка он точно не ждал.

Видимо, Чёрная Немочь потрепала Дорелию всерьёз. Колдовская болезнь, колдовские способы борьбы… Дорвиг сплюнул в снег. Его злил дракон, серебряной нитью вышитый на их новом знамени. Кто бы мог подумать, что он, дожив до седины, пойдёт в бой под огнедышащей змеюкой?…

И тут мимо пёстрым вихрем пронеслось что-то непонятное. Дорвиг сначала подумал, что от усталости у него рябит в глазах — и на всякий случай глотнул облепиховой настойки из фляги на поясе. Настойка щекотно и вяжуще обожгла нёбо, но за первым сгустком разноцветного тумана последовал второй. А потом ещё несколько.

Что за ерунда?… Небольшая лисья стая (Дорвиг никогда не встречал столько лисиц сразу, они ведь одиночки по природе) вломилась в гущу боя на подмогу крысам. Злобно ощетинившись, лисы тявкали на ошалевших дорелийцев, топтались по снегу точёными лапками — вот только следов не оставляли, да и теней не отбрасывали… Всё бы ничего, но и шерсть у них была не рыжая или серебристая, какой её сотворили боги, а синяя, жёлтая, травянисто-зелёная или лиловая, как аметисты в короне калеки Тоальва. Дорелийцы с изумлённым испугом отшатывались: для них лисы явно казались более чем настоящими.

Дорвигу стало совсем тошно. Захотелось сплюнуть во второй раз.

И в третий — когда солнечно-жёлтая пушистая лисица, проделав вдруг кувырок через голову, обернулась низкорослым человеком. Юноша был юрким, смуглым и совершенно голым. Дорвиг едва успел подумать, что он, чего доброго, умрёт при такой погодке, пусть даже почти весенней, — а юноша уже взмахнул костяным ножом, подрезая сухожилия у одной из лошадей. Ему удалось спешить дорелийского рыцаря, как любому воину из плоти и крови, но после этого он стал бледнеть, сделался плоским и наконец растаял, будто разведённая в воде соль. Та же участь, насколько мог судить Дорвиг, ожидала других полулис: они исчезали, соприкоснувшись с кем-то, но наносили при этом немалый урон.