Ингвар медленно, едва не скрипнув глазами, перевёл взгляд на девочку. Та обняла рюкзак, широко расставив ободранные коленки, и доставала шарики мурцовки, чтобы угостить чужака. Сарафанчик доехал почти что до бёдер, обтянув острую фигурку, лишенную приятных глазу округлостей.

Нинсон приготовился к тому, что сейчас они будут биться за девочку. Но Хольмудр не смотрел ни на девочку, ни на голые, выставленные напоказ колени, ни на истерзанные бёдра, ни на бритый исполосованный череп, ни на ножны, закреплённые на лямке рюкзака, с которых Грязнулька потихоньку сняла петлю.

Волчья Пасть уселся на пень и принялся точить меч. Крупный оселок, забранный медными скобками, можно было закрепить и точить клинок под разными углами. Но Хольмудр точил его небрежно, не нуждаясь в дополнительных замерах. За свою жизнь он провёл по клинку больше ста тысяч раз. Руки сами знали, что делать.

Когда Хольмудр склонился над мечом, Нинсон рассмотрел чужака и его оружие. Длинная, под две ладони рукоять с серым мехом. Цзуба в виде двух пожирающих друг друга волков — чёрного и белого. Непривычно было видеть такое оружие в руках пешего воина. То была не упругая и гибкая полоса стали, но твёрдое и широкое лезвие.

Что-то странное было как в этом красивом клинке, так и в его хозяине.

Длинные волосы были схвачены широким ремешком и потому оставляли лицо открытым. Из-под повязки виднелись края ещё незажившего шрама. Под ремешком рана постоянно мокла и не могла зарубцеваться как следует. Но скрыть рану для Волчьей Пасти было важнее, чем залечить её. Чтобы ему ни вырезали там, в самом центре лба, это приходилось как раз на танджон. Скверная метка, называвшаяся «слепая Ишта».

Воин был не столь молод, как Великану показалось с самого начала. Он был ровесником Нинсона. Тренировки не дали ему закоснеть и оплыть, и парень находился в отличной форме. Вязанка хвороста и путь по лесу не сбили дыхания.

На свету стало ясно, что он получил своё прозвище не за жадность или свирепость, а за родовой шрам. Волчью пасть. Или, как его ещё называли, заячью губу. Шрам был спрятан за густой бородой, смазанной воском. Без этой отметки парень мог бы считаться писаным красавцем. Золотоволосый, голубоглазый, с высоким чистым лбом и правильными чертами лица, он мог бы быть моделью для скульптора — настолько симметричным было его лицо и тело.

Ингвара заворожил момент, подчёркнутый для него в Мактубе.

Два человека сидели перед ним на равном удалении от костра. Пламя омывало светом то одного, то другого, как океанский прибой. Красивая в своей уязвимой искажённости и искорёженности девочка с дикой и несимметричной жизнью, отражённой в непроницаемых угольных глазах. И уродливый золотоволосый красавец с чертами нарисованного героя, с пропорциями галантерейного манекена и сглазами баловня, в которых не отражалось ничего, кроме заточенной стали.