Костолом-каскадёр, проявляя своё искусство, то и дело поднимал броневик на дыбы и старался проехать там, где никто другой ни за что на свете не рискнул бы. Но через двадцать-тридцать метров перед машиной возникало новое препятствие.

– Чёрт знает что, – рычал Бесцеля, – скоро на работе придётся ночевать.

С полгода назад генеральный директор стал затемно выезжать в издательство. Но даже рано утром, ещё до солнцевсхода, проспекты и улицы были забиты вонючими автомобильными пробками – выхлопные трубы испражнялись уже не сотнями, а тысячами тысяч, и не за горами тот печальный день, когда водитель за рулём будет сидеть в наморднике-противогазе. Медленно, мешкотно – как в похоронной процессии, хоронящей драгоценное время, – Толстый Том тащился к центру, уже не в первый раз уныло думая, что надо новый офис открывать где-нибудь за Кольцевой дорогой.

– Такой запор, хоть клизму ставь, – бормотал Бесцеля, в чёрное, тонированное окно не без удовольствия наблюдая за дорожными скандалами и потасовками – бесплатное кино и развлекаловка. – Раньше были монтировки, а теперь, гляди-ка. Вооружается народ. Скоро нам не обойтись без уличных боёв.

Шофёр хотел что-то сказать, но благоразумно промолчал, памятуя о недавней угрозе начальника.

Сцены из дорожных драм, разворачивающиеся перед глазами, грозили обернуться трагедией. Кто-то слабонервный давил на клаксон – поторапливал впереди ползущий автомобиль. А там сидел другой такой же слабонервный или совсем «отвязный и отмороженный» парубок с болезненным чувством собственного достоинства, а главное – с разрешением на ношение оружия. (Или даже без разрешения). И хотя оружие было травматическим, – люди друг друга уже многократно калечили; кто-то лишился глаза, кто-то без зубов остался – резиновую пулю проглотил, а кому-то ухо отстрелили. Дорожная война приобретала страшенный размах, и впору бы одуматься, запретить свободную продажу огнестрельных игрушек. Но их не только не запрещали, а наоборот – старались расширить российский фронт. Уже на самом высоком уровне обсуждалось постановление о разрешении на ношение боевого оружия. И господин Бесцеля, между прочим, являлся одним из идейных отцов и вдохновителей такого постановления.

– Пускай шмаляют! – говорил он, посасывая обслюнявленную сигару. – Чем больше дураки друг друга постреляют, тем меньше будет пробок на дорогах. Правильно я говорю, Ломовик?

Костя Ломов неохотно поддакивал, хотя и был противником вооружения. «Привыкли в своей Америке ходит, с пистолетом на ляжке, – думал шофёр, выкручивая баранку. – Угробили индейцев, паразиты. А теперь вот добираются до нас…» Сам не зная почему, но Костя Ломов был уверен в том, что господин Бесцеля приехал сюда из Америки. «Хотя, – сомневался порой Костолом, – морда у него – как тульский самовар».