Секретуточка с силиконовой улыбкой приняла от Литаги шоколадный презент и сказала, что директор занят.

– А что за тревога была? – поинтересовался Литага.

– Учебная, – соврала секретуточка, не глядя в глаза.

– Ну ладно, я попозже. – Поцарапав родинку на верхней губе, Ермакей хотел оставить рукопись и уйти к себе, но в это время Толстый Том вдруг нажал кнопку внутренней связи.

– Пущай заходит супермент, – приказал он через губу, на которой прилип огрызок потухшей сигары.

Бронированная дверь сначала замигала какими-то контрольными разноцветными лампочками, потом включился аппарат, сканирующий посетителя на предмет оружия. И только после этого дверь заскрежетала, отъезжая на колёсах, и Литага очутился в кабинете, напоминавшем нечто среднее между складом современного оружия и лабораторией хитроумного книгопечатника. И предметы, и оружие – всё тут постоянно менялось в зависимости от того, над чем сейчас трудился господин Бесцеля.

В этом кабинете Ермакей бывал нечасто и заходил всегда на полусогнутых – почтительно и тихо. Обычно директору нравилась эта лакейская готовность угождать, лизоблюдничать. Но сегодня Толстый Том был взвинчен и подозрителен, как Шерлок Холмс и доктор Ватсон вместе взятые.

«И чего это он всё время так усиленно прогибается? И почему это он попросил командировку именно туда, во глубину сибирских руд? – мучительно думал директор. – Не случайно! Ох, не случайно!»

Скрывая раздражительность, он усердно засопел, копаясь в новом боевике. Ему не терпелось уже заговорить с подчинённым, но директор нарочно молчал – пускай постоит, потомится.

И Литага действительно вскоре занервничал. Дёргая носом, он уловил не только запах пороха и табака – невнятный душок спиртного. И это заставило Литагу встревожиться. Бесцеля был горазд на выпивку, но исключительно после работы, а если он врезал с утра – значит, что-то серьёзное. Что? Одной рукою прижимая к сердцу «кровавую рукопись», Литага другой рукою нервно теребил брильянтовую букашку на галстуке, исподволь рассматривая тучного директора. Бесцеля за эти несколько дней разжирел будто бы ещё сильнее – желтовато-восковые складки прибавились на подбородке, на щеках. Он восседал на своём директорском троне – в кожаном крутящемся кресле за длинным столом. На солдатских ботинках Бесцели болтались шнурки, похожие на обрывки серебристого бикфордова шнура. В крупных «конских» зубах – заморская сигара с золотистым ободком; сизый дым пластами скирдовался над головой, над портретами знаменитых сыщиков и детективистов.

– Как съездил, супермент? – не глядя на заместителя, Бесцеля продолжал ковыряться в боевике. – Недаром казённые бабки проел?