Заместителя смутил странноватый тон.

– Хорошо, Том Томыч, съездил. Можно сказать, отлично.

– Без приключений? – Толстяк прищурился, глядя в глаза подчиненному. – Всё пучком? По чесноку?

– А то! Я вам привёз ободранного зайца. Рукопись, такая, что… – Литага хотел протянуть красно-кровавую папку. – Может, вы, Том Томыч, полистаете?

Директор матюгнулся, машинально хватая пистолет со стола.

– Ты что, слепой? Или ты с ё… ёлки навернулся? Не видишь, чем я занят? Них ферштейн?

– Ферштейн, – виновато пролепетал Ермакей, пряча папку за спину. – Я подумал…

– Думку думаю тут я! Как самая большая головка от ружья! – Толстяк хохотнул, растрясая пепел от сигары на стол и на рукопись. – Значит, говоришь, без приключений? А где ты был? Напомни.

– Во глубине сибирских руд, – начал Ермакей.

– И глубоко пришлось нырять? А? Дайвер. Что молчишь, как водки в рот набрал?

– Да я не знаю, что такое дайвер, – слукавил заместитель. – Поэтому не знаю, как ответить.

– Русский язык велик, но не настолько, – заворчал Бесцеля, – вот я и стараюсь увеличить. Ну, да ладно, ты пока не мешай. У меня ответственный момент. Как говорится: момент и в морге. Ха-ха.

Бесцеля достал пистолет-зажигалку и нажал на курок – пламя опалило погасшую было сигару и директор на несколько секунд пропал в голубовато-зелёном облаке. Пухлая книга, над которой он колдовал, напоминала ярко разрисованную шкатулку. Копаясь в ней, Бесцеля перебирал какие-то сомнительные драгоценности: фальшивые брильянты, золотые безделушки низкой пробы.

– Ух, ты, – не очень искренне стал восхищаться Литага. – Ох, как это ловко у вас…

Подхалимаж, подмазанный медовой лестью, не только расслаблял, но порой буквально обезоруживал, и потому Бесцеля прикрикнул:

– Ты языком-то попусту не молоти. Руками работай! Чего стоишь? А ну, подай…

– Кого? Чего? – Литага покрутил глазами.

– А вон лежат…Маслята.

– Где? Что за маслята? Грибы?

– Эх, молодежь, побритый ёж! – Директор снова непечатно выругался. – Патроны, говорю, подай!