Черноликий старик посмотрел на его белоснежные туфли.

– Небожитель? Земли под собою не чуешь?

Поглядев под ноги, Посланник покраснел от смущения; время от времени он, забываясь, по привычке шагал по воздуху, боялся испачкать белоснежные туфли, сверкающие то ли звёздными блесками, то ли поднебесным туманным серебром.

Опустившись на землю, Златоуст сконфуженно покашлял в кулак и попросил рассказать, что тут произошло, пока он учился за облаками.

– Много чего тут случилось, – загоревал старик. – Беда с твоей женою. Великая беда.

Посланник раззявил рот.

– А я женат?

– Давно, – уверенно сказал старик. – Как ты мог забыть? А ну-ка, вспомни, вспомни! «О, Русь моя, жена моя!..»

– Ах, вот оно что! – пробормотал Златоуст и не удержался, чтобы не продолжить: – О, Русь моя! Жена моя! До боли нам ясен долгий путь! Наш путь – стрелой татарской древней воли – Пронзил нам грудь. Наш путь – степной, наш путь – в тоске безбрежной. В твоей тоске, о, Русь! И даже мглы – ночной и зарубежной – я не боюсь…

И опять старик заплакал, аж затрясся, – сентиментальный стал.

Глубоко и сострадательно вздыхая, Посланник разглядывал Оруженосца. И чем больше разглядывал, тем тяжелее становилось на душе. Такие перемены произошли со Стариком-Черновиком, как будто бедолагу переписали заново.

– Ну, чо ты вылупился? – Абра-Кадабрыч резко бросил под ноги измятую промокашку, которую использовал как носовой платок. – Не узнаёшь?

– А где золотое перо-карабин? – спросил Посланник. – Где золотая заплата?

– Ограбили, – как-то просто, буднично сообщил старик и поцарапал серую мешковину, которой была зашита дырка. – Кто? А хрен их знает! Мало ли теперь! Времечко разбойное. Заплатку отодрали. Оружие отняли. Да что там говорить! Во! Погляди! – Старик оскалился, чтобы показать чёрную дыру – там, где был когда-то золотой оригинальный зуб, похожий на острое перо от самописки. – Видишь? С мясом выдрали. Как только вместе с башкой не оторвали. Но это ладно, я перетерплю. – Старик поморщился. – То, что меня ограбили – это полбеды. Всю страну средь бела дня обчистили. До порток раздели. Волки позорные, твари поганые, сволочи драные…

Слушая странный жаргон, среди которого была нецензурщина, Златоуст подумал, что старик за это время побывал в местах, не столь отдалённых. Он заметил замысловатые какие-то наколки на руках Оруженосца.

Перехватив печальный взгляд хозяина, слуга спрятал руки в карманы, а через минуту вынул помятую пачку дешевеньких, но крепких папирос.

– Угощайся.

– Я не курю. Забыл?

– Ну, мало ли. Я тоже не курил.