Выпускник небесной академии за годы учёбы забыл простую земную жизнь с её заботами, проблемами, встречами и расставаниями. И потому не сразу вспомнил Воррагама. «Где я видел его? – пронеслось в голове Златоуста. – На кого он похож?»

Заскрипели дверцы шкафа, внутри которого засверкала батарея всяких медицинских склянок. Красавчик осторожно вынул одну из них. Склянка с бурой жидкостью, оказавшись на столе, вдруг стала закипать под воздействием солнечного света – косые лучи ломились в окошко, забранное решётками.

– Кофейку не желаете? Или вы предпочитаете амриту?

– Предпочитаю не пить с незнакомыми.

– Неужели не узнал? Не верю!

– Вот теперь узнал. Вы – Станиславский. Красавчик захохотал-закаркал вороньим горлом.

– Итак, мы познакомились. Теперь – ближе к делу. Нарочито зевая, Посланник всем своим видом желал показать, что никакого общего дела между ними нет и быть не может.

– Станиславский, – небрежно спросил он, оглядывая кабинет, – ты что здесь делаешь?

– Историю, – с улыбкой ответил красавчик и опустился в богатое вольтеровское кресло. – А если быть точным, я заключаю контракты.

– Ой! – игриво изумился Посланник. – Не делайте мне смешно. Контракты? Это с кем же?

– С большими людьми. – Воррагам показал на потолок. – Теперь вот с тобой, Златоустом…

– Весьма польщён. Весьма. Что за контракт? И можешь ли ты, Анатас, назвать мне два-три имени, с кем ты уже заключил…

– О, нет, пардон! – вращая тросточку, воскликнул Анатас, прохаживаясь по кабинету. – Условия контракта не дают мне такого права. Могу только сказать, что я работаю с приличной публикой, имена которых на слуху. – Он остановился около книжного шкафа, белой тросточкой размеренно взялся постукивать по книжным переплётам и молоть какой-то сущий вздор, в котором был и «Демон» Врубеля, и «Демон» Лермонтова, «Бесы» Достоевского и «Бесы» Пушкина.

– И всё это было сделано при непосредственном участии моего хозяина, посредником которого является ваш покорный слуга.

– Да, да, да. – Златоуст покачал головой, соглашаясь. – Одного такого посредника я уже знал. Звали его Старик-Черновик. Он тоже любил рассказывать много интересного насчёт того, как работал с Пушкиным, с Гоголем горилку пил по вечерам на хуторе близ Диканьки.

– Старик твой – шут. Паяц. А Нишыстазила – фигура серьёзная. – Рассердившись, Анатас даже сам не заметил, как проболтался, но отступать было поздно. – Да! Это он! Но это между нами.

В кабинете стало тихо. Бурая жидкость в стеклянной колбе перестала кипеть – солнечный свет передвинулся на край стола.

– Раньше я не мог понять, что такое Анатас, – признался Посланник. – И только теперь, когда посмотрел на тебя со спины, вдруг дошло. Спереди ты – Анатас. А со спины – Сатана. Всё гениальное просто.