Ему, владеющему языком богов, преображения такого рода не составляли труда только первые пять или десять минут, а впоследствии начиналась такая нестерпимая мука – врагу не пожелаешь. Перевоплощение даром никогда не проходило; чужая душа, потревоженная где-то на другом конце Земли, начинала кружиться над ним – это мог быть чёрный ворон или белый голубь, в зависимости от того, в какого человека перевоплощался Златоуст.

Почти всегда ему все эти фокусы боком выходили, вот почему он опасался фокусничать. И ещё была одна причина: каждый раз, когда он Божий дар на пустяки разменивал – Божественная сила уменьшалась. Кроме того, несколько дней и ночей пребывания на «Острове блаженных» сделали своё черное дело. Поначалу, когда Златоуст вернулся на Землю, он почти не ощущал земного притяжения, а затем это ощущение стало накатывать свинцовыми волнами; тело становилось таким тяжёлым и неповоротливым, как будто он столетний согбенный старец. Свинцовая тяжесть проходила, но не бесследно – свинец въедался в кости, в кровеносные сосуды проникал.

2

После Гражданской войны границы государства – не все, но многие – были открыты как для иностранцев, так и для своих сограждан; упростились процедуры въезда и выезда. Вот почему Стольноград был теперь наполнен десятками тысяч приезжих людей, среди которых появилось племя под названием гастарбайтеры. Трудолюбивые эти наёмники, двуногие муравьи безропотно заполняли подвалы, в чердаки набивались как голуби, занимали пустые квартиры в домах, которым был подписан приговор на снос. И Преображённый решил: проще всего и легче всего будет ему среди этих наймитов. Преображение в гастарбайтера практически не требовало никаких усилий; серенькая скромная одежда, заляпанная заплатками; длинные седые волосы; густая щетина – как иней – обметала лицо. Правда, и тут не обошлось без фокусов – в руках у него находилась крепкая длинная палка, похожая на посох Гомера. Постукивая посохом по мостовой, иногда останавливаясь около какой-нибудь стеклянной витрины, похожей на зеркало, бродяга смотрел на себя.

«Симпатичное хрюкальце!» – думал с горькой улыбкой.

Стольноград местами сильно изменился – до неузнаваемости. Архитектура новой эпохи неприятно удивляла прямолинейностью и даже тупостью. Новые наряды проспектов и людей иногда поражали откровенным цинизмом и нигилизмом – «цинигилизм», короче. Рядом с прокладками для грузовых и легковых автомобилей можно было увидеть женские интимные прокладки. Подростки, новоиспечённые «цинигилисты», курили заморские сигаретки, сосали заморское пиво и походя матом крыли так, что зелёная листва в садах краснела от стыда, желтела и осыпалась. Удивляли скрипачи на улицах – музыканты, судя по всему, первоклассные, только обнищавшие, обносившиеся до нитки и потому играющие ради милостыни – пустые футляры в ногах чернели как раскрытые гробы и гробики, в которых незримо лежал рано загробленный талант-бриллиант.