– Пришлось. – Офицер усмехнулся. – Целые сутки сидел и потел. А полицейские ходили, как золотари, посуду проверяли. Двести тысяч долларов наворотил.
Погранцы расхохотались. Дальше поезд опять загремел во весь дух – заглушил голоса пограничников.
Поглядывая на военных, Курьер постоял возле окошка в тамбуре. Закурить хотел, но вместо этого подошёл поближе к погранцам. Интересно было их послушать.
Бывалый офицер учил «зелёного» солдата, говорил, что никакой наркотической зависимости у собак не бывает – это расхожая легенда неграмотных людей.
– Хорошая собака – целый клад! – Офицер выставил два пальца так, как собака уши выставляет. – Немецкая овчарка взрывчатку отыщет хоть где. Её обучают специально для города. Овчарка так обозначает найденную взрывчатку: найдет и сядет. А вот спаниель, тот хорошо за наркотой охотится. Находку свою обозначает царапаньем.
– А лабрадоры? – вспомнил солдат. – Лабрадоры тоже неплохо умеют искать и тоже царапаньем обозначают…
Они помолчали. Офицер улыбнулся, глядя в окно.
– Собака – это человек. И даже лучше. Человек может предать, продать. У батьки моего была собака. Чёрная такая сибирская лайка с белыми передними лапами, будто в белых лайковых перчатках. Умная сука. Даже через неделю после дождя верхним чутьём брала следы.
Невольно поддаваясь чувству родства, Курьер подошёл к пограничникам. Сигареты вынул.
– Сибиряк? Земляк? – Обратился к офицеру. – Огонёчком не угостите?
– Не курим. – Офицер машинально глазами обшарил Курьера.
– Вы, конечно, извините, может, я помешал, но вы так складно говорили про собак. А вы по какой специальности будете?
– Кинолог, – ответил офицер, поправляя фуражку.
– Кино, значит, снимаем? – пошутил попутчик.
– Да, снимаем… – многозначительно сказал офицер и усмехнулся тонкими губами, на которых виднелась кривая полоска шрама. – Кое-кого снимаем. Кое-куда отправляем. – Он повернулся к молодому сослуживцу. – Ну, что, сержант? Пошли. Пора.
Оставшись в одиночестве, Курьер почему-то почувствовал себя неуютно, хотя как будто не было причины.
А тепловоз тем временем, отчаянно швыряя километры под колёса, выплясывая да вызванивая, во весь дух катился по Степному Крыму. В раскрытое окно терпко веяло сухой, будто поджаренной полынью. Мелькали деревья красножжёного цвета. Пичуги трещали в придорожных кустах, нимало не смущаясь и не боясь обвального железного грома – давно привыкли. В голубовато-белёсом небе полыхало осеннее солнце, накаляя древний полуостров ничуть не хуже, чем в средине июля. На горизонте, словно сказочный мираж, парящий между небом и землей, маячили в дрожащем стекловидном мареве три могучих параллельных гряды – Крымские горы, гигантским чудищем развалившиеся от Севастополя до Феодосии. Мелькали виноградники, табачные плантации…