Полежав ещё немного на копне, окончательно придя в себя, он вяло спустился на землю, по-стариковски покряхтывая и удивлённо думая: «Это надо же, как я удачно. Только где же, где же рельсы? Почему не видно? Не мог же я так далеко сигануть от вагона – метров за сто!»

Размышляя о каких-то несчастных метрах, он тогда ещё не знал, что находится за тысячи километров от Степного Крыма. И в том месте, где он находился, железной дорогой даже не пахло. А то, что он принял за грохот бегущего поезда – это был табун коней, вздымающих пыль за рекою.

Не обнаружив поблизости железной дороги, пассажир озадачился, но ненадолго. Он подумал, что прыгнул на другую копну, находящуюся возле железной дороги, и только потом, в беспамятстве, перебрался дальше. Да и вообще, какая разница, куда он прыгнул? Главное – живой.

Воздух сгущался, отдавая прохладцей. Крымские горы, как ему представлялось, темнели, с горизонтом сливались. На землю древней Киммерии нахлобучивались голубовато-сиреневые сумерки. Доносило невнятным, солонцеватым дыханием моря, ароматом виноградной лозы и табачных плантаций, слегка отсыревающих и отяжелевающих от первых дробинок росы. И всё громче, громче цыкали цикады в траве и в кустах.

Пошатываясь, будто контуженый, пассажир побрёл куда-то в полумрак, надеясь набрести на жилище и попроситься переночевать. Небольшая торная дорога подвернулась под ноги. Тёмные дубовые леса вдоль дороги стали подниматься. Мерещились башни и стены – остатки генуэзской крепости в Балаклаве. Буковая роща под ветром зашумела в стороне. Повстречался одинокий граб, торчащий около ручья. Над потемневшей кромкой Южных гор переливчатым светом заплескалась первая звезда. Из глубины Степного Крыма потянуло остудой, и в тёмных камышах за ручейком коростель как будто заскрипел.

Пройдя ещё немного, он увидел краешек сверкающего моря. (Хотя на самом деле это было озеро). Покрытое шёлковым штилем, «море» слегка туманилось. По берегам валялся мусор, битые бутылки. Вишнёвые и тёмно-малиновые отблески заката отражённо плавали по «морю», напоминая краснопёрый косяк. Заря потихоньку зажмуривалась в тучах на западе. Становилось глухо, сыро и жутковато. И такими заманчивыми, такими желанными показались далёкие огни на горизонте – бегом захотелось бежать.

Впотьмах забренчало коровье ботало – небольшое запозднившееся стадо брело в деревню. Пастух на лошади, как богатырь былинный, возвышался на фоне остатков зари.

Подойдя к пастуху, пассажир угрюмо поинтересовался:

– Скажи мне, приятель, не в этой ли ржи Тараса Шевченко папаха лежит?