– Какой человек?

– Он просил сделать анализы. Его заинтересовало моё открытие. Чёрный такой, странный. Похож на эфиопа.

– А-а! Ну, да. Помощник мой. Кочегар, можно сказать. Мы ведь этих сволочей не просто так собрали. Строго по спискам.

– Да, да, я помню, уровень железожлобина у них зашкаливает. Я ещё удивлялся, когда делал анализы: откуда, думаю, такие ценные кадры? – Профессор оглянулся, вновь опасаясь, как бы не подслушали. – Ну, и куда вы их теперь?

– В светлое будущее. – Наклоняясь, железнодорожник что-то шепнул на ухо и погромче добавил: – Туда или дальше…

От удивления разнокалиберные глаза профессора – за стёклами очков – стали похожими на белые ложки.

– Да вы что? – пробормотал он. – Правда?

– Ну, а сколько можно церемониться? Или вы знаете какой-то рецепт против чумы двадцать первого века – против железожлобина? Нет? Ну, тогда, может быть, у вас есть какие-то другие соображения, предложения? – угрюмо спросил машинист, надвигая на глаза железнодорожную фуражку. – Нет предложений? Вот видите. Ну, извините, мне пора.

Психофилософский заволновался, поцарапал кончик кривоватого носа.

– А можно, – тихо спросил, озираясь, – можно мне с вами?

– Зачем? Вы что, не поняли, куда мы едем?

– Понял. И всё-таки.

– Нет, вы лучше идите за марганцовкой. Нам не по пути.

– Да как сказать… – Профессор загорячился. – А тут что делать? Клинику сожгли. Квартиру отобрали – я не успел её оформить на себя. Правда, меня приглашали на Запад. Там, конечно, есть большие перспективы.

– Ну, вот и прекрасно. Дуйте на Запад. Куда угодно – только не с нами.

Профессор поморщился.

– Противно мне ехать туда. Лучше я с вами. Железнодорожник нахмурился.

– Мы можем не вернуться. Я не хотел бы грех на душу брать.

– Я тоже не хочу, поэтому поеду.

– Вы о чём?