После рассказа в кабине воцарилась тишина.

– Вот это история, – пробормотал машинист и, сам того не замечая, взял фляжку со спиртом – выпить хотел.

– Погоди! – сказал помощник, забирая фляжку. – Что дальше-то делать?

И опять в кабине повисла тишина.

– Клим Нефёдыч, – тихо попросил машинист, – не в службу, а в дружбу – приведи-ка сюда этого странника.

Уходя, профессор пообещал вернуться минут через пять, но не было его довольно долго.

– Ну, где он есть? – забеспокоился машинист. – Может быть, он вышел покурить с этим человеком из племени ацтеков? Или никакого человека не было? Может, просто наш профессор стал галлюцинировать? Перепады высоты, нервный стресс. Тут ещё не такое увидишь…

– Да, да, – согласился черномазый помощник. – У страха глаза – кулаки. Так настучат по башке, что не дай бог.

Глава пятая. Звезда любви

Глава пятая. Звезда любви

1

Вырвавшись из глубины Земли, поезд-невидимка, продолжая набирать высоту, начал подрагивать, как будто замерзая в холоде космических глубин. Стёкла вагонов покрывались кружевами изморози. В купе становилось прохладней. И повсюду словно барабашки завелись – расшалились кругом, раздурачились. Чемоданы и сумки сами собою вылезали из углов. Стакан с водою подползал к самому краю столика. Фужеры с вином на хрустальных ногах, подскакивая, падали, но не разбивались. Вопреки законам тяготения – стаканы с минералкой, фужеры или рюмки – медленно кружились кверху доньями, и содержимое из них не выливалось. И точно так же плавно плавали в воздухе шляпы, зонтики; туфли на высоких каблуках разгуливали под потолком. Предметы и вещи вполне комфортно чувствовали себя в этой необычной атмосфере.

Гораздо хуже дело обстояло с пассажирами: из некоторых, особенно из тех, кто не отличался здоровьем, содержимое не просто выливалось – фонтанировало. Да это, в общем, и не удивительно: в космонавты никто из них не готовился; никто даже не знал, что это такое – переход из условий гравитации к условиям невесомости. Именно это и происходило: у кого-то стало уши закладывать; у кого-то начались слуховые и зрительные галлюцинации, а кто-то всё острее ощущал нехватку кислорода.

Профессор Психофилософский оказался одним из немногих, кто совершенно спокойно переносил первые признаки невесомости. Более того: профессор стал переходить из вагона в вагон и помогать всем страждущим – клятва Гиппократа для него была священна.

Остановившись возле купе с табличкой «Алмазный король», профессор послушал сдавленные стоны, охи, ахи и чертыханья, долетавшие из-за двери.

– Позвольте? – постучавшись, спросил Клим Нефёдыч.