Впрочем, думать и гадать профессору было некогда – только поспевай по длинным коридорам вагонов, где на дверях сверкают сногсшибательные таблички.

Исполняя свой врачебный долг, профессор оказался в том купе, на дверях которого почему-то не было таблички. Он зашёл туда, заслышав девичьи стоны, вызванные всё той же пресловутой невесомостью или космической перегрузкой; все в поезде от этого страдали, но никто ещё в бреду, в беспамятстве не говорил так много.

Профессор посидел у изголовья, послушал отрывки из печальной девичьей повести о какой-то несчастной любви. Понимающе покачал головой.

– Мне тут делать нечего, – произнес, поднимаясь. – Вам нужен покой – вот лучшее лекарство.

– Нет, – приоткрывая глаза, неожиданно сказала незнакомка. – Мне нужно увидеть его…

– Кого? – спросил профессор, стоя у двери.

– Златоуста.

Чемоданчик с медицинскими причиндалами дрогнул в руке профессора – чуть не упал.

– Кого? Как вы сказали?

– Златоуста. – И опять незнакомка стала говорить, точно в бреду: – Я так люблю его… Давно… Уже сто лет… Я просто погибаю без него…

Вернувшись от двери, Клим Нефёдыч присел на край постели. Разнокалиберные глаза его вдруг засияли от золотого какого-то чувства, всколыхнувшегося в душе.

– Я вам скажу как доктор, как профессор… – Он снял очки, волнуясь. – Человек может прожить без пищи, без воды и без огня, но без любви – извините за пафос – человечество обречено.

– Я так рада, – прошептала девушка, – я так рада, что вы понимаете…

– Ну, я же не бревно, – не без гордости сказал профессор. – Я же не лесной какой-нибудь король. Короче так, голубушка. Вот вы маленечко в себя придёте и я вам устрою свидание.

– Свидание? – Незнакомка вздрогнула. – Я не ослышалась?

– Нет. – Профессор улыбнулся. – Хоть я и не волшебник, но чего не сделаешь ради такой очаровательной девушки.

Мутными глазами удивлённо посмотрев на профессора, незнакомка неожиданно приподнялась.

– Вы не шутите?

– Я теперь серьёзен как никогда. Поверьте.