— Я защищал Мирру, — сквозь зубы пробормотал лиловый жрец. Он нарушил все законы ради своей любви. Рехи посетила ужасающая догадка: осознано или под действием порыва, жрец выпивал силу не врагов, а своего учителя. Исковерканные линии приносили больше разрушений, приближая к победе. Шел жрец не из ненависти и жажды уничтожения живого, но все же за ним стелился кровавый след. Он и не замечал, как много на улицах беспричинно упало замертво людей, как много зданий объял огонь. Конечно, все натворили злокозненные пираты. Только пираты. Но если бы… Жрец не видел, а Рехи со своего шпиля слишком четко охватывал картину корчащегося в мучениях города.

— Ты должен защищать мир. Не развязывать войны, а прекращать их! Ты сделал только хуже, посеял лишь больше ненависти и раздора, — проревел завыванием ветра голос.

— Я защитил Мирру, — упрямо отозвался жрец, вскидывая поседевшую голову: — А иначе в твоем мире нет смысла.

— Непокорный глупец, — пророкотал вместе с небесным громом далекий голос.

— Пусть так! — не согласился лиловый жрец, растеряв всю свою былую покорность. Через миг его спину пронзила дикая боль: один из уцелевших пиратов обошел его со стороны и вонзил кинжал промеж лопаток.

— Видишь, что бывает, когда сеешь ненависть?

— О! Проклятое племя! И вас-то защищать? — взревел жрец, неестественно выворачивая руки и с силой выдергивая клинок подлеца. Хлынула кровь. Он еще взмахнул линиями, но глаза застилала тьма. Кто-то кричал: «Несите его в замок! Лекаря-лекаря!» Но Рехи слышал только густую, как деготь, непроглядную мглу.

Она залепляла глаза, затекала в уши, заполняла легкие, как темная вода источника под горой. Не оставалось ничего, кроме бездонного колодца.

«Ларт, я тону!» — закричал бы Рехи, но язык не принадлежал ему. Что-то отвратительное и страшное обволакивало его со всех сторон. Вода лучше, вода смывает грязь. Здесь же растворилась бесконечная темнота, само ее воплощение. В ней лишь проскальзывали змеями искаженные линии. Сон соединился с реальностью, с тем местом, где обитал теперь Двенадцатый. Рехи догадывался, почему в Цитадели никого не находили, и красный маяк видел лишь он: развенчанный Страж остался в мире линий, в этом черном лесу, о который жег руки даже Сумеречный Эльф.

— Проклятье! Рехи! Ты меня слышишь? — донесся откуда-то издалека голос. Возможно, это Ларт звал, хотя нет, хриплые надсадные интонации принадлежали кому-то другому.

Рехи пошевелился, взмахивая руками и ногами, изо всех сил балансируя на грани сознания, чтобы не утратить себя. Линии же буравили разум, проникали в него, выполаскивая мысли. Оставалось лишь алое свечение и боль жреца в лиловом, смешанная с его гневом. Донесся лязг стали, прокатился новый раскат, точно врезались колоссальным лезвием в скалу.