— Ложь! — в ярости воскликнул Эльф.
На том разговор закончился, один Сумеречный остался стоять посреди темного мертвого леса изрубленных линий. Они колыхались и исторгали из порезов зловонный гной и лимфу. Постепенно запах рассеивался, и цепкие щупальца переставали давить на грудь. Рехи взмахнул руками, наконец-то освобождаясь.
— Если и дальше меня будут посещать такие видения, то лучше, пожалуй, не спать, — пробормотал он, пошатываясь. Он вроде бы висел и парил. Уж точно не спал: слишком отчетливо боль пронизывала каждую клетку тела. В душе замирало смятение, смешанное с чувствами незадачливого жреца. Служитель Двенадцатого ненавидел врагов, настолько яростно и немо, что Рехи вновь содрогнулся. Он тоже часто испытывал гнев, который помогал ему выживать, но здесь крылось что-то более мудреное. Эти сложные люди прошлого мира и ощущали кручено и запутанно.
— Нет, ты должен спать, иначе не дойдешь, — почти ласково отозвался Сумеречный, оборачиваясь. — Не бойся, я всегда рядом.
— Вот еще, я не девка, чтобы меня защищать.
— Признательности я, как обычно, не ждал.
— Ладно, к ящерам. Ты рядом. Митрий где?
Вот уж чье лицо просило крепкого кулака, а дурная башка — острого камня, да потяжелее. Пропадал и появлялся, когда вздумается, а все учил чему-то. Великой любви. Вон в его честь даже фрески на колокольне когда-то малевали. Но картинки никого не защитили. Важнее поступки.
— Он считает, что тебя надо испытать. Ох, учитель-создатель… — Сумеречный запнулся, шумно втянул воздух и протяжно выдохнул, помрачнев: — Но твое испытание еще не начиналось.
— Куда ж еще-то, — недоумевал Рехи, мотая головой.
Так он и пробудился, постепенно выныривая из скорбного окружения едва колыхавшихся вспоротых линий. Они будто сделались немного чище и напоминали уже истертые канаты, а не выпущенные потроха. И на том спасибо. Да благодарить не привык.
— Проклятые Стражи Вселенной…
Рехи проснулся рядом с Лартом на холодных камнях. Тело продирал озноб, и скитальцам не удавалось согреть друг друга. В их волосах колыхался пепел, перемежаясь с такими же белесыми прядями.
Поддавшись странному порыву, Рехи вытянул руку и осторожно отряхнул с макушки друга темно-серые хлопья копоти. Ларт пошевелился и вздохнул, подползая к шее Рехи. Острые клыки царапнули по коже. За время их странствия по пустыне удалось уже отвыкнуть от некогда постоянных укусов, почти приятных. И теперь не возникло никакого внутреннего сопротивления. Даже наоборот.
— Пей, — только рассеяно согласился Рехи, вновь смахивая сажу с головы Ларта. Но тот проснулся и отпрянул, недовольно хмурясь: