Когда пришел ураган, он не винил себя, даже если наслал его Двенадцатый. Здесь же не великая катастрофа обрушилась, не упало небо, не опалило огнем. Просто стрела. Легкая, почти неопасная. Они-то думали о великом, они-то поверили, что способны изменить мир. Но еще никогда не ощущалось столь остро собственное бессилие отринутого творения перед непреклонной волей бесцельного рока. А, впрочем, все только красивые слова, которые и в голове-то взялись, наверное, из-за смешения со снами прошлого. Но даже ругаться в привычной манере не получалось. Все застилала боль, чужая боль, нет, не чужая, а больше, чем своя — боль Ларта.

— Ну, давай попробуем вытащить, а? — уговаривал временами Рехи, неумело ощупывая края раны. Вокруг стрелы взбухал вулкан из черневших тканей. Сколько уже прошло времени, не удавалось понять, но с каждым часом выглядело все это хуже и хуже.

— Не трогай, не мучай. Просто останься рядом, — едва слышно выдыхал Ларт, а потом хрипел: — И потом… Потом иди дальше!

Его душил кашель, лицо покрылось землистой бледностью, а вокруг глаз в прожилках лопнувших сосудов алели пугающие темные круги. Это лицо… В нем почти не узнавался прежний Ларт, сквозь привычные черты проступала уродующая маска погибели. Снять бы ее, отогнать наваждение. Да если бы все так просто. В этой беде не помогали даже линии мира, вернее, они больше вообще не появлялись. Предатели. А ведь помогли выбраться, не дали погибнуть им сразу, утыканными стрелами.

Сначала Рехи бежал вдоль реки, уже таща на себе почти бесчувственного друга, потом в попытке запутать следы кинулся в воду. И поплыл, волоча на себе Ларта. Тогда он и не задумался, и не обрадовался новому умению. На что оно? На что все? На что этот путь!

Лучше бы они остались там, в горах, в отвоеванной пещере мятежных полукровок. Хотя там ждала голодная смерть, а с другой стороны гор разверзся новый разлом. Рехи смутно подозревал, что в той стороне вскоре исчезнут все уцелевшие поселения. Не просто же так последнее время с неба крупными хлопьями шел пепел.

Он все падал и падал, казалось, намереваясь замести двух затерянных странников, укрывшихся в пещере. Из-за него Ларт все чаще кашлял, задыхаясь. Иногда он приподнимался, но лишь затем, чтобы судорожно вцепиться в тунику Рехи или до боли сжать его руки. Он все еще цеплялся за жизнь, словно видя в Рехи спасительный якорь. Якорь… В пустыне? На что? Якорь в пустыне никого не спасет, а море ушло навеки. Опять чужие мысли, чужие сравнения. Все чужое. А Ларт его, только его. И обреченный… Почему? Почему всегда так?