– Большинство людей хорошие, – сказал Ян, но не услышал веры в своём голосе. – То, что вы творите, омерзительно.

Сон, сон, пусть это будет кошмарный сон, затвердил он про себя. Или безумие. Да. Безумие, и компания санитаров у койки, и мягкие стены. Или – омерзительная мысль, всплывшая в его мозгу, как разлагающаяся, белобрюхая, раздувшаяся рыба со дна колодца –инсценировка похищения, задуманная Ритой с целью избавиться от него, чтобы… ну там… наследство…

Жгучий стыд привёл его в чувство, и Ян не дал развить жалкое, постыдное предположение.

Сколько таких стухших рыб, одновременно дохлых и подвижных, таит дно колодца человеческой души? Так ли уж неправ был Горак, когда говорил о природе человека? Ян хлебнул воздуха, и рот наполнился вкусом гнили.

– Может, перейдём сразу от злости к принятию? – предложил Горак. – Время-то идёт. Да и признайтесь, после смерть жены вы ведь думали о том, чтобы со всем покончить? Ведь думали?

Ян начал было возражать… но воспоминание о том, как он, просыпаясь, ощупывает пустую половину кровати, снова и снова, остановило его.

– Почему я? – выдохнул он.

Ответ Горака был прост и исчерпывающ:

– Вы отлично подходили.

– Вы не можете так… средь бела дня… Что происходит? – Глаза защипало, и Ян опустил лицо, чтобы Горак не увидел слёз. Лучше бы он умер сейчас, прямо на этой скамейке. Лучше бы они оба умерли. – Тогда сам меня убей.

– Я не стану вас убивать. – Горак, казалось, пришёл в искреннее изумление. – Это против правил. Вы же слышали условия. Что из услышанного вам не понятно? Я повторю. Но время идёт.

Да, он слышал. Его подбородок трясся. Минут двадцать назад он садился на скамейку, и всё, что его занимало, это как лучше выстраивать кадры. А теперь чистое горное утро превратилось в ад. Его жизнь превратилась в ад. Если только это не произошло раньше, с болезни жены. Просто иногда ты думаешь: уж теперь-то чёрная полоса кончилась, а на самом деле это не конец, это – передышка.

Но он уже знал, как поступит. И Горак, кажется, это понял.

– Преодолев страх, отдать жизнь за самого близкого… единственного близкого человека – разве это не подвиг? Разве не героизм? И потом, – добавил он весело, будто продавец, сообщающий покупателю о десятипроцентной скидке, – вы, может, даже останетесь в живых. Высота у башни приличная, но не… как это? Не критичная? Да, некритичная. Ваша смерть вовсе не обязательное условие для нас. Ваш прыжок – вот что обязательно. Ваше преодоление страха…

Ян не сразу понял, что Горак вытащил из кармана что-то и протягивает ему в кулаке.