Колонка загудела. Через мгновение на синем экране проступили опции. Серёга поизучал их – здесь тоже обошлось без сложностей – и, потыкав в иконки, запустил насос. Шланг вздрогнул и раздалось гудящее шипение, знакомое каждому автомобилисту.

Заправив «лошадку», Серёга бросил последний взгляд на другую сторону дороги. Он не разглядел, наблюдает ли кто за ним из окон забегаловки, но Пират никуда не делся, сидел на шинах и не сводил с него глаз.

Засунув большие пальцы в шлёвки, Серёга крикнул ему:

– В другой раз, когда захочешь кого-то разыграть, просто скажи, что насос неисправен! Так оно убедительней будет!

Мимо проехала машина, и Серёга не расслышал, что ответил Пират, если ответил вообще. Ему было без разницы. Он сел за руль и захлопнул дверь.

– Мы не купим Нике воды? – спросила Лерка.

– Уже почти приехали, – отрезал Серёга. Он не хотел покупать что-либо в кафе «Арарат», где, возможно, все работники, прильнув к окнам, потешались над ним, когда Пират дурил ему голову.

И хихикали. Вне всяких сомнений, они хихикали.

– Пап, я пить хочу! – протянула дочь жалостливо. Тем же самым голосом оленёнка она просилась в форест-парк.

– Потерпи, – ответил он непреклонно, но гораздо мягче. Доча же, как не баловать? – Приедешь и попьёшь. Полчасика потерпи.

– У-у-у, – затянула Ника без энтузиазма. Она уже научилась понимать, когда просить отца бесполезно: практически всегда.

Серега завёл мотор и вырулил со станции. Прежде, чем поддать газу, он увидел боковым зрением проплывающего за стеклом Пирата, несущего вахту на своём троне из шин.

– У Ники кончился сок? – ровным голосом спросил Серёга, когда «Арарат» превратился в игрушечный домик в зеркальце заднего вида.

– У Ники кончился сок ещё в парке, Сирёж, – сказала жена с укором, как будто это была его вина.

Он хмыкнул. Тихое «у-у-у», доносившееся с заднего сиденья, прекратилось.

Не прошло и полминуты, как жена подала голос:

– Сирёж, а ты как заправился? До полного?

Наслушалась всё-таки. Серёга скривился.

– Я что, дурак, заливать полный бак непойми каким бензином? – ответил он презрительно. – А ты тоже молодец, моя охрененно умная жена. Наплёл этот полудурок, а ты и уши развесила.

Он помолчал и вдруг усмехнулся, вспомнив: