– Что ты хочешь сделать?

– Просить милости Эрешкигаль, – ответила Настя, – гугл в помощь, а теперь проваливай.

Как в бреду Вита вышла из подсобки, полутемным коридором вернулась в зал под пристальные взгляды птиц и детей, сидевших на коленях у женщин, закутанных в черные покрывала.

На улице она немного пришла в себя, вызвала такси, вернулась домой. В пустой квартире было холодно и одиноко. До рассвета Вита лежала на кровати, не раздеваясь, а на следующий день пришла пустота полного очищения.

* * *

Мама вернулась утром, вместе с мутным рассветом, запахом влажного пепла и палой листвы.

Ваня притворился спящим, крепко зажмурил глаза, ждал, когда мама поцелует его в лоб, как делала каждое утро. Он лежал тихо, прислушиваясь к звуку ее шагов, шуршанию пакетов и треску пламени в печке. Мама готовила завтрак. Когда в доме запахло оладьями, Ваня не выдержал, откинул одеяло и открыл глаза. Мама стояла рядом с кроватью, смотрела на него и улыбалась. Ваня вскочил и обнял ее, прижался щекой к мягкому теплому животу. Мама погладила его по голове.

– Не спал?

– Ночью приходил монстр, большущий. – Ваня развел руки в стороны и показал какой был большой монстр. – Я не испугался, честно-честно.

– Маленький мой, смелый портняжка. – Мама наклонилась и звонко чмокнула Ваню в лоб.

На мгновение ее лицо омрачилось. Ваня замер. Неужели она узнала, что он поднимался на чердак? Живот резко скрутило от волнения. Но мама улыбнулась и погладила его по щеке.

Ваня выбежал из дома, схватил веревку, привязанную к столбу, державшему козырек над крыльцом. Пошел в туалет – в низкую деревянную кабинку, стоявшую поодаль от дома. Он крепко держал веревку, в тумане легко было потеряться. Сделав свои дела и вернувшись к дому, Ваня немного постоял на крыльце, прислушиваясь к дыханию леса. Постанывали раскаленные цепи на клене. Из тумана выглядывали кедровые ветви, на них сидели совы с лицами, напоминавшими срезы дерева.

– Сыночек, иди умываться и есть, все остынет.

Ваня вошел в дом, умылся в звонком алюминиевом тазу и сел за стол. Откусил кусочек хлеба и закашлялся, хлеб был сухим и заплесневелым, он выплюнул непрожеванный кусочек:

– Фу-у-у.

– Я тебе дам «Фу», ешь.

– Ну, мам, он заплесневелый.

– Не говори ерунды.

И впрямь хлеб на вид был свежим и мягким, даже пах, словно только что покинул горячую печь. Ваня отковырял ломтик глазуньи и положил в рот. Снова привкус гнили – яйца протухли. Но увидев, что мама смотрит на него с тревогой, Ваня прожевал яичницу и проглотил. То же самое повторилось с оладьями и молоком. Все протухло, но мама ничего не замечала. Она пережевывала пищу, глотала, запивала душистым кофе и внимательно смотрела на Ваню.