Надо позвать подмогу. Он бежал быстро, по песчаной неровной дороге, петлявшей среди деревьев. Сзади топали босые мозолистые ступни крестьянина, бросившегося в погоню.
Тропками, только ребятне да охотникам ведомыми, Сенька прибежал к Вазеркам, обогнав Григория с Акулиной. Хотел удостовериться, что все обошлось. Из укрытия наблюдал, как женщина, осмелившись, пошла к полю и не удержался, вскрикнул, увидев, что Акулину схватил чужой крестьянин.
Сенька бежал, в боку кололо, дыхание обжигало измученные легкие, но и преследователь уморился, задыхался, матерился где-то в темноте за спиной. Под ногу подвернулся коварный корень. Сенька полетел головой вперед, больно ударившись о придорожный валун, в правой ноге громко хрустнуло, она перестала слушаться.
* * *
С неба на Акулину скалил острые клыки месяц-упырь. По-осеннему холодный ветер ощупывал обнаженную кожу, трепал разорванную рубаху.
Она подняла к лицу тяжелую, скрученную болью правую руку, на запястье – следы огромной пятерни. Правый глаз не открывался, Акулина осторожно дотронулась до распухшего, горячего века. Застонав, провела по волосам, коротким, срезанным почти под корень, кое-где вместе с кожей. Серпами резали, шею сзади располосовали. Акулина попыталась привстать на локтях. Волна боли, зародившаяся где-то в животе, пробежала по перебитым ребрам, отозвалась в сломанной ключице. Вчерашние синяки ныли тупо, глубоко; свежие раны кричали, умоляя не двигаться, застыть, умереть.
Она хотела перевернуться на живот и попробовать ползти, когда левым, затянутым чем-то мутным (слезами, кровью?) глазом увидела черную, сгорбленную тень, подкрадывавшуюся к ней по полю.
Сил отползти, спрятаться, не было. Снова задул ледяной ветер, принеся с собой запах бойни, свежей крови, вываленных из брюха потрохов, ужаса животного, понимающего, что его убивают.
– Христа ради, не надо больше, – Акулина заплакала, от слез защипало глаза и разбитые губы.
* * *
Ее поймали, когда она пыталась подбросить «волка». Умолять было бесполезно, вырываться бесполезно, только молиться, чтобы оставили в живых, пока ее за волосы тащили на поле.
Холодный туман крался к ним, путаясь в мертвых колосьях вместе с ночной мутью. Один из мужиков ударил босой ногой прямо по губам, выбил зуб, разорвал нижнюю губу. Кровь из разбитого рта текла на обнаженную, в синяках, грудь. Рубашку разодрали до пояса. Она кричала, звала на помощь, ее держали за руки, за ноги. Били.
* * *
Землю под Акулиной встряхнули, как сорную ширинку; разлетелись в стороны сухие крошки-звезды. Ее вырвало желчью, нутро горело, словно палач после пытки забыл вынуть из нее раскаленный добела прут, и металл прикипел: теперь кто-то за прут потянул, вытаскивая наружу вместе с маткой.