* * *

Дома Акулина первым делом затопила печь, стряпать собралась, будто не было ничего. Старалась не думать о Сеньке, как старалась не замечать тяжелого взгляда Степана, сидевшего за отскобленным деревянным столом. Запрятала глубже, под сердце, под кости воспоминания о насильниках, старухе и «волке».

Она отодвигала печную заслонку, чтобы достать горшок с кашей, когда муж бросился на нее. Сдернул платок, вцепился в волосы, хотел швырнуть на пол. Запнулся, отступил, оступился, вытаращив глаза на стену у нее за спиной. Акулина обернулась – ничего. Степан отступал, пока не уперся в стол:

– Чур, меня, чур! Сгинь!

Левой рукой он нащупал на широкой волосатой груди распятие, вцепился в него, правой яростно крестясь. Захныкал, заплакал, опустился на колени, лбом в пол ударился, пополз к образу Богородицы в углу.

Акулина оглядывалась по сторонам, ничего не понимая. Воздух только вроде холоднее стал. Словно тепло из него вытянули, как, бывало, дед вытягивал пчелиное жало из ее маленькой ладошки.

Она протянула руку, пытаясь поймать за плечо мужа, бившего о земляной пол лбом. Тот отпрянул от нее, ударившись хребтом о стену.

– Не трону, пальцем не трону, Богом клянусь!

Акулина смотрела, как на полу свернулся, словно нашкодивший щенок ее постылый муж, засунув в рот большой, мозолистый палец. Хныкал, пока под ним растекалась зловонная лужа.

* * *

Невидимая Акулине, верхом на Степане сидела бабка, закутанная в черный, смердящий, свернувшейся кровью напитанный саван, под тканью выпирали позвонки и ребра. Изжелта-белые космы скрывали ее лицо. Она шептала беззубым ртом мужику на ухо, по секрету:

– Заусенцев у тебя, дружочек, много, а знаешь, что с заусенцев черти дерут лыки?

Степан и не хотел, а смотрел на свои кривые толстые короткие пальцы. Маленькие чертики сновали возле ногтей, подцепляя миниатюрными ножичками заусенцы и зажав от усердия раздвоенные язычки, сдирали ленточки кожи и мяса, – на лапти да мочалки. Он выл, черти тянули сильнее; полоски отрывалась с ладоней, запястий, предплечий.

С того дня Степан ходил понурый, спиртного в рот не брал, на жену поглядывал со страхом и затаенной ненавистью. Хитро подмигивал кому-то за ее спиной, бить перестал, спать уходил в амбар, утаскивая с собой старый тулуп.

В начале сентября Акулина поняла, что тяжела.

* * *

Зима пришла жестокая. Волки резали скот, пробираясь в запертые хлева. Люди замерзали в плохо топленых избах, идти в лес боялись, лютовало хищное зверье. На вьюжных полях видели волка с огненными глазами, по-хозяйски бродящего среди вихрей; с ним – старуху, шарящую по воздуху зрячими ладонями.