Убежденный в материальной реальности этого стука, Филип открыл дверь своей спальни и внимательно изучил ее с той стороны, почти не сомневаясь, что там будут отметины, вроде как от кувалды. Но нет: на гладком слое серовато-белой краски не было ни одной выбоины или трещинки. Желая уже окончательно убедиться, Филип открыл дверь еще шире, чтобы свет падал под другим углом, и вот тогда заметил кое-что странное, чего раньше не замечал, хотя прожил в этом доме двадцать с лишним лет и каждый день открывал-закрывал эту дверь.

Под толстым слоем матовой краски скрывалась какая-то надпись, похоже, сделанная по трафарету. Белая надпись под белой краской – ее было очень трудно прочесть, но он все-таки разобрал, что там было написано:

ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН ПОДПОЛКОВНИК АЛЕКСАНДР МАККРИТ

ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН

ПОДПОЛКОВНИК АЛЕКСАНДР МАККРИТ

Вот все и разъяснилось. Во время войны подполковник Маккрит занимал спальню Филипа.

Возможно, тогда это был штабной кабинет, или комната отдыха, или та же спальня, но, в любом случае, подполковник Маккрит не желал, чтобы его беспокоили. Возможно, троекратный стук в дверь означал, что кому-то все же пришлось его побеспокоить. Вероятно, по важному делу. Прежние владельцы дома, прожившие здесь года два после ухода военных, полностью изменили интерьер, пытаясь стереть все следы пребывания в нем своих армейских предшественников. Должно быть, они изрядно потратились на ремонт, после чего поспешно продали дом. И правда поспешно, подумал Филип, потому что цена была очень даже умеренной. Люди явно потеряли в деньгах. Почему?

Филип не поддерживал связи с прежними владельцами дома и не знал, где их искать. Но даже если бы знал, о чем бы он их спросил?

В голову лезли совершенно дурацкие мысли. Например, что команда «Подъем! Бегом марш!» предназначалась ему, а таинственный стук посреди ночи означал, что кто-то пришел его разбудить и позвать на военные учения или маневры. Опаздывать было нельзя. Возможно, от этих маневров зависела безопасность страны. Возможно, вторжение было неизбежно! Разумеется, не сейчас, а тогда.

Постепенно эти абсурдные фантазии сошли на нет и вылились в почти непреодолимое нежелание спрашивать у Альфреда, не случалось ли с ним чего-то еще, так сказать, сверхъестественного. Но спросить было необходимо, и когда все вроде бы успокоилось, Филип все-таки задал вопрос.

– Да, сэр, частенько случалось. Но я вам не рассказывал, не хотел вас тревожить.

У Филипа екнуло сердце.

– А что именно происходило?