Это случилось в тот самый день, когда к нему прибыл новый камердинер, по совместительству – шофер и повар. Он никогда раньше не служил в частном доме (он занимался совсем другим), и это была его первая ночь в доме Филипа. Его комната располагалась прямо напротив хозяйской спальни, чему Филип был только рад. Как стареющий ипохондрик, он любил, чтобы рядом был кто-то, кого можно позвать, и он сразу придет.

Приключение на реке не имело последствий – никакой пневмонии, никакого бронхита, по крайней мере на данный момент, – но кто знает, что будет потом? И Филип вдруг подумал, что, может быть, дом, который все двадцать с лишним лет оставался уютным, приветливым и дружелюбным, внезапно проникся к нему неприязнью.

Следующим утром, когда новый камердинер пришел к нему в спальню с чайником ровно в восемь часов, Филип полюбопытствовал, чисто из вежливости:

– Хорошо ли вы спали сегодня ночью, Альфред?

– Ох, сэр, – ответил Альфред, который, как многие слуги того времени, прежде служил в армии, – я всю ночь не сомкнул глаз. – Его голос звучал вполне бодро и даже весело.

Филип, сам страдавший бессонницей, искренне огорчился.

– Надеюсь, у вас удобная постель?

– Да, сэр. Удобнее некуда.

– Я рад это слышать. Но, может быть, вы из тех людей – я сам из таких, – кому плохо спится на новом месте?

– Нет, сэр, обычно я сплю, как бревно. Я могу спать где угодно, даже на бельевой веревке со свайкой[136] вместо подушки.

Филип не знал, что такое свайка, но можно было предположить, что это не самое удобное подголовье.

– Мне очень жаль, – пробормотал он, озадаченно хмурясь. – Но что же мешало вам спать?

– Шум снаружи, сэр.

Филип сел на постели и машинально прислушался, но не услышал никакого необычного шума. Одной стороной дом выходил на шоссе, довольно оживленное днем и не самое тихое ночью, другой стороной – как раз той, где была спальня Филипа, – на большой луг, примыкавший к железной дороге – магистральной дороге из Лондона. Филип, частенько мучимый бессонницей, давно привык к шуму ночных поездов: на самом деле, их шум нисколько ему не мешал. Даже, наоборот, убаюкивал. Поездов было три: в час пятьдесят, в два двадцать и в три сорок пять. Они его не возмущали. Он их приветствовал, как старых друзей: они поддерживали его связь с внешним миром.

Альфред стоял рядом с его кроватью, держа чайник в руке.

– Налить вам чаю, сэр?

– Да, Альфред, пожалуйста. А что за шум?

Альфред сосредоточенно наливал чай в чашку.

– Просто шум, сэр. Просто шум.