Тимоскайнен глянул через плечо: тюки с новыми букварями и тетрадями плотно связаны. На сиденьях удобно расположились два красноармейца с винтовками.

– А я ей и говорю: Маня, твоими щами можно мышей в погребке травить! – сказал один из солдат и заразительно рассмеялся. Второй солдат подхватил его смех, и Тимоскайнен против воли сам улыбнулся, хоть и настроение было поганое. Думы были об Иване Иваныче: как он там без него?

И будто угадывая мысли водителя, на дороге появился Серпин. Чудовищно грязный, в обмоченных штанах, он опирался на какую-то гнилую корягу как на костыль. Он громко засмеялся, указав левой рукой на автобус.

Тимоскайнен дал по тормозам, и автобус повело влево. Солдаты чертыхнулись, крепко вцепившись в спинки сидений.

– Ты чего делаешь, дурень?

– Там Иван Иваныч, глядите…

Солдаты выглянули в окно и стали ругаться матом. Тимоскайнен отворил дверь и выпустил их на улицу. Дюжие и крепкие, красноармейцы как пушинку занесли Серпина в салон и уложили на пол. Калека дрожал как осиновый лист, и один из солдат снял с себя шинель, чтобы его укрыть.

– Он же обоссанный! – раздосадованно сказал второй солдат.

– Ничего, – ответил ему сослуживец. – Постираем потом. Херово ему, помочь надо по медицинской части…

Серпин улыбался, в глазах его плясало безумие.

– Толя! Бог есть, Толя, я его видел…

Тимоскайнен привычно крутанул кончик уса и посмотрел на учителя с искренней жалостью.

– Что будем делать, Анатолий Онниевич? Он же совсем плохой…

– Поехали обратно, в госпиталь определим. Нового учителя, наверное, ждать придется…

Застрекотал привычной очередью двигатель, зашуршали покрышки по каменистой грязи. Солдаты вернулись к своей нехитрой забаве – травить байки.

Из-за серых тяжелых туч показалось солнце. Тимоскайнен небрежно смахнул с шеи народившуюся розовую перхоть, замотал шею платком и поднял воротник кожанки выше. Дорога предстояла долгая.

Вадим Громов. Боги Падших

Вадим Громов. Боги Падших

– Простите…