Коняхин ускорился.

– Куда так торопишься? – гнусавым детским голоском просюсюкала Синяева. – Испугался, что ли? Нас испугался? Или маньяков? Кать, смотри, он нас испугался.

Бежать от них было бессмысленно. Бегали они лучше, и догнали бы Толика прежде, чем он успеет оказаться на развилке аллеи, где не спеша прогуливалась пожилая женщина с маленькой собачонкой. Иногда участие сердобольных прохожих выручало его, но не сейчас.

– Что это за фигня? – Рогожина была уже позади него.

Протянула руку и резким движением попыталась выхватить тубус. Но не удержала. Тубус упал и, заскользив по насту, отлетел к березе.

Девчонки громко расхохотались.

Проваливаясь по колено в жесткий снег, Толик полез за ним.

Синяева достала телефон и принялась снимать.

– Слушай, Коняхин, – крикнула она, когда он, наконец, поднял пластиковую трубу, – а ты точно не гей? У моей сестры в классе был один такой. Художник. Тоже с такими штуками ходил. Полотна свои носил.

Толик чувствовал, что снег набился в ботинки и штанины начали промокать, но возвращаться не спешил.

– Нет, – ответил он.

– Что? – Синяева приложила ладонь к уху, словно не расслышала. – Что ты там проблеял?

– Давай иди сюда. – Катька махнула рукой. – Будем проверять.

Услышав это, Синяева удивленно выпучила на нее глаза, и они обе снова зашлись истерическим смехом.

На соседнем дереве громко раскаркалась ворона.

Все трое подняли головы и несколько секунд смотрели, как она скачет на ветке.

– Ты че, оборзел? – возмутилась Синяева. – Быстро подошел!

У нее были длинные светлые волосы и пухлые, утиные губы, которые она то и дело нарочно выпячивала, чтобы они казались накачанными силиконом, как у бьюти-блогерш.

Когда Юлька не красилась, ее лицо даже нравилось Толику. Без косметики она выглядела довольно мило и немного беззащитно. Но то было весьма обманчивое впечатление, уж кто-кто, а Синяева беззащитной точно не была.