Затем он пригласил Антония прибыть в Италию для разрешения разногласий и пообещал обеспечить бывшему союзнику безопасный морской путь. Это предложение Антонию пришлось по душе. Тогда ссора стала бы личной, и Антоний готов был подчеркнуть, что не хочет ничего, кроме как наказать своего дерзкого «коллегу». Он отплыл бы тотчас же, если бы не осознал, что обещанный Октавианом безопасный путь, очевидно, не предназначался для Клеопатры. Эта мысль заставила его задуматься. Антоний понимал, что ему придется объяснить свой уход, и даже если жена одобрит его намерения, он опасался плыть один – настолько Антоний привык прислушиваться к ее советам.

В то же время Антоний был достаточно умен для того, чтобы понимать: присутствие Клеопатры может погубить все предприятие. Он знал, как относятся к ней римляне, считавшие ее злой женщиной, поклоняющейся ложным богам, соблазнительницей благородных римлян; он догадывался, что ее повторное появление на итальянской земле равнозначно получению Октавианом дюжины легионов. Все это и многое другое, должно быть, промелькнуло в голове Антония, когда он подыскивал слова, чтобы объяснить свое замешательство, как вдруг Клеопатра, словно читая его мысли, предложила дважды подумать, прежде чем отправляться в путь. «Разве Октавиан, обещающий безопасный проход, не тот же лживый человек, который должен был предоставить тебе четыре легиона в обмен на эскадру кораблей? – спрашивала она. – Раз уж он нарушил слово тогда, какова вероятность, что он сдержит его теперь? Скорее всего, он предложил этот безопасный проход, только чтобы убедить тебя посадить свои войска на корабли, а сам собирается напасть на них посреди океана, сжечь суда и утопить всех находящихся на борту». Это положило бы конец мечте Антония о победе, и, возможно, Клеопатра также намекнула на то, что подобная неосмотрительность станет толчком к разрыву отношений. Она пообещала: если Антоний будет настаивать на том, чтобы принять приглашение Октавиана, то она заберет свои корабли и вернется с ними в Египет.

Это был еще один ультиматум Клеопатры, положивший конец спору и похожий на поставленный ею в Эфесе, и Антоний больше не заговаривал о поездке в Италию. Но слова Клеопатры имели двойной смысл. Бесконечные переезды и остановки, вечные торжества утомили ее гораздо сильнее, чем подозревал Антоний. Жизнь в Эфесе показалась Клеопатре весьма приятной, время, проведенное в Афинах, доставило ей чуть меньше удовольствия, но она была поглощена страстным желанием вернуться в Александрию. Мнения простых людей редко влияли на ее точку зрения, но в Греции она вынуждена была признать, что друзья Антония относятся к ней с крайней неприязнью. Ее высокомерные притязания на власть унижали также правителей Азии, которые воевали вместе с Антонием, а постоянное вмешательство в планирование и осуществление военных походов оскорбляло его военных советников. Возможно, у ее капризов имелись и физиологические причины. Ей вскоре должно было исполниться 40 лет, а это очень опасный период в жизни женщины, когда причуды заменяют размышления, а сомнения – решительность.