Возмездие за гордыню

Одной из причин этой депрессивной обреченности 1970-х гг. был чрезмерный оптимизм предыдущего десятилетия: торжествующие победу либералы довели послевоенную экономическую модель до крайнего предела. Политики сыпали обещаниями («пушки и масло»), которые были попросту невыполнимы. Рабочие требовали повышения зарплат независимо от роста производительности. Менеджеры бились во вчерашних сражениях вместо того, чтобы побеждать в завтрашних войнах.

Ключевой фигурой переходного периода от золотого века к свинцовому был Линдон Джонсон. Джон Кеннеди был относительно консервативным президентом. Его инаугурационная речь строилась вокруг того, что вы можете сделать для своей страны вместо того, чтобы страна что-то делала для вас. («Новое поколение», к которому он обращался в речи, было «закалено войной» и «научено тяжелым и горьким миром».) Он ввел так много республиканцев в свой кабинет (включая Кларенса Дилона, назначенного министром финансов), что Уолтер Липпман не удержался от язвительного замечания о том, что это была администрация Эйзенхауэра, только на 30 лет моложе^{341}. Кеннеди гораздо более интересовался победой в холодной войне, чем социальными реформами, и был исключительно осторожен в вопросе о гражданских правах. «Международные отношения и правда единственная важная обязанность президента, не так ли? – говорил он Ричарду Никсону. – Ну кому какое дело, составляет минимальная зарплата 1,15 долл. или 1,25 долл., когда речь идет о мировой политике?»

Тем не менее Кеннеди подготовил почву для резкого роста расходов, заполнив Совет экономических консультантов при президенте учеными-кейнсианцами. Советники предупредили, что главная проблема страны состоит в том, что Министерство финансов собирает слишком много денег. Большой профицит федерального бюджета может вызвать дефляцию и задержку экономического роста – явление, известное как «фискальный тормоз». И правительству требовалось найти способы, как потратить деньги. За идеями о том, куда их деть, разумеется, далеко ходить не пришлось: в 1964 г. снизили налоги, приняли программу пилотируемого полета на Луну и, конечно, множество социальных проектов.

Преемником Кеннеди стал человек, напрочь лишенный предусмотрительности своего предшественника. Линдон Джонсон был уверен – не без некоторых оснований, – что убийство Джона Кеннеди требовало решительного ответа. Он также был уверен – почти безосновательно, – что его собственный гений должен быть увековечен в великих законодательных актах. Выступая перед Конгрессом через шесть недель после убийства Кеннеди, он объявил «бескомпромиссную войну бедности». «Богатейшая нация в мире может позволить себе победить в этой войне, – заявил он. – А вот проиграть ее мы не можем себе позволить». Всего за одну промежуточную сессию Конгресса (1965–1966) Линдон Джонсон провел целый ряд законов, обязывавших Америку создать не что иное, как новое общество: «У нас есть возможность строить не только богатое и мощное общество, но двигаться выше – к Великому обществу». Он заслуженно объявил незаконной дискриминацию в Акте о гражданских правах 1964 г. и расширил федеральный механизм, призванный следить за практикой найма. Он ввел в действие Закон об общественном вещании, Закон о добросовестной упаковке и маркировке, Закон о безопасности на дорогах. «Он принимает программы так, как ребенок ест шоколадное печенье», – прокомментировал его утомленный помощник. «Я сыт по горло теми, кто говорит о том, что мы что-то не можем сделать, – однажды бросил Линдон Джонсон. – Черт, да мы – богатейшая страна в мире, самая сильная страна. Мы можем все!»