— Я думаю, что это служанки «бизнеса» — война и религия — виноваты в этом. Я не считаю, чтобы люди были злы от природы, по крайней мере в том, что касается подобных вещей. В конце концов, если понаблюдаешь за очень маленькими, еще не говорящими детьми, то видишь, что они делятся своей едой со всеми, кого любят. Кажется, будто все это не важно, но в конце концов пища — это все, чем владеет ребенок. И дети предлагают поделиться именно этим, а иногда и отдают совсем.

— Но они ведь и отбирают подаренное.

— Правда, и это доказывает слабость человеческой природы. Но самое важное, что они предлагают вам подарок и иногда позволяют, чтобы его приняли. Это доказывает, что совсем юный человеческий детеныш еще не окончательно эгоистичен.

— Ты любишь детей? — спросила Ката, с беспокойством взглядывая на него.

— Мне еще не попадался ребенок, который бы мне понравился, — сказал Тони, смеясь, — но может быть, и попадется такой — твой, например.

— Ах, мой, — сказала Ката и тотчас же заговорила о чем-то другом.

Тони пошел в банк, чтобы получить по чеку деньги и проверить, имеет ли силу его новый аккредитив, а Ката тем временем примеряла сшитые для нее платья. Затем они устроили новую оргию покупок, купили Кате яркий шарф и несколько носовых платков, шляпу, гитару и ноты и выписали еще ноты из Лейпцига. Они не забыли купить тетради для рисования, карандаши и резинку — самую необходимую часть всего снаряжения, по словам Тони, и два томика Гейне и Ариосто, так как Тони внезапно решил, что ему хочется все это прочесть. Потом они сидели в кафе на пьяцце, попивая лимонад со льдом и глядя на публику, пока не пришло время ехать домой. Заплатив за сшитые платья, они издержали еще около двух фунтов и чувствовали, что ведут роскошную и расточительную жизнь; и, конечно, больше чем два фунта стоили радости этого утра.

— Я рада, что мы живем наверху в горной деревушке, — сказала Ката, — хоть я люблю спускаться иногда на пьяццу. Люди такие забавные. Но я рада бежать прочь от них. Как можно быстрее, с тобою, Тони. Это не потому только, что ты попросту нужен мне, ведь ты знаешь, до чего я люблю быть вдвоем с тобой. Нет, это потому, что я боюсь.

— Боишься? Чего?

— Людей. Когда я вижу солдат или чиновников, мне всегда страшно, не собираются ли они нас разлучить. Это глупо с моей стороны?

— По-моему, иначе и думать нельзя. Мне самому кажется, что все люди нам враждебны. Но я думаю также, что они не могут больше вредить нам. Мы слишком мало знали, мы были слишком доверчивы, Ката. Нам совсем не надо было расставаться в 1914 году. Это была наша ошибка.