В это время подошли остальные машины нашей колонны. Водители, выскочив из кабин, бросились к колодцу…

Прибыл и шофер, которого мы посылали на полуторке искать переправу. Он коротко доложил:

— Мост разбомбили. А километров десять ниже по течению старый паром берет по три-четыре машины. Ползет как водяной жук.

Помолчал. Вытер вспотевшее лицо и резко сплюнул:

— Летает, гад! Бомбит… Как по расписанию. Кто горит, кто тонет. А кому-то и везет…

Из хаты донеслась какая-то возня, потом послышался детский плач вперемешку со слезливым женским покрикиванием.

Марфуша выскочила на порог и, пятясь, грозилась пальчиком:

— Пагади-и… Вот тато верне-ецца!

Спрятавшись за ствол дерева, она тут же забыла о своей обиде и, словно белочка, поглядывала на нас блестящими глазками…

— Трогай!

Загудели моторы.

На пороге появилась вышедшая из хаты женщина.

Я взял в машине из нашего НЗ (неприкосновенный запас, к которому уже не раз пришлось прикасаться) банку тушенки и подошел к ней.

— Картошка уже сварилась, — сказала она. — Извините, больше ничего…

— Спасибо. Но нам пора… А это возьмите детям.

Спрятала руки за спину:

— Ой, что вы!

— Возьмите, возьмите… И не надо Марфушу обижать. Хорошая она у вас девочка.

Не поднимала глаз. Губы нервно подергивались.

— Похоронка пришла… А она: «Тато, тато…»