— Чушь! — белыми каменными устами говорил Христос. — Побоятся. Не кричать ведь им, что напились как свиньи. Молчать будут.
Ошибочно зашли в какой-то богатый дом, посчитав плебанией. И там встретили ещё одного трезвого.
Христа с ними не было. Матей начал было брать имущество.
Тумаш осматривался вокруг. Непохоже было на поповский дом. А, всё равно!
И вдруг...
— Гули-гули-гули.
Стоя в колыбели, оптимистически улыбался бандюгам ребёнок. Розовый, только после сна.
Лица вокруг были в тенях от факелов, заросшие, с кривыми улыбками, каторжные.
— Гули-гули-гули.
Тумаш протянул к малышу страшные, с ушат, ладони.
— Aгy-y, aгy-y, — улыбнулся тот.
— Ах, ты моя гулечка, — расплылся Фома. — Aгy... И пелёнки мокрые.
Он поменял малышу пелёнки.
— Ну, лежи, лежи. Ах, они — быдло! Ах, они — взрослые! Ну-ну-ну, мочиморды... На... На вот коржик.
Малыш радостно уцепился в коржик дёснами.
— Бросай всё, — скомандовал Фома. — Дом богат... Ну и что?... Что-то мне, хлопцы, что-то мне... как-то... Вишь, как смотрит...
И они вышли.
В последнем костёле едва не умерли от ужаса. Тут тоже было поле битвы. Спал возле органа органист. В обнимку лежали на амвоне приходский священник и звонарь. Пономарь свесился с места для проповедей.
Христос как раз взламывал копилку. И внезапно дико, как демон, взревел орган. Затряслись стёкла. От неожиданности копилка упала, с лязгом и звоном покатились по плитам монеты.
Все вскинулись. Но это просто органист упал буйной головою на клавиатуру.