— Что у них там? — встал Христос. — Вот, черти, околачиваются всюду, шляются, как собаки.
Крики и визг умолкли.
— Непременно это они раньше времени от теории к практике перешли, — предположил Христос. — Ах, белорусский народ, белорусский народ! Слабоват в теории, глуп. И не учится.
Галдёж между тем поднялся снова. Яростный, будто женщин там, в роще, окружили полчища мышей.
Крик приближался. Христос смотрел в ту сторону, как раз на запад, и вдруг понял, что это не просто полоса зари горит на небосклоне. Да, это была заря. И, однако, не только заря. Багрянец сям и там шевелился, был более дымным, чем надо. Почти как закат в жестокий мороз.
Внезапно он понял. И уже не мог сообразить, почему не видел, если не понимал. На западе, в отблесках зари, где-то далеко полыхало пламя. Что-то горело ярко и безнадежно.
Потом он увидел их. К стенам издалека бежали несколько десятков мужчин и женщин в белом. Убегали яростно, заминаясь, падая и снова вскакивая на ноги. Убегали во все лопатки, вскачь, намётом, как можно убегать лишь от чего-то смертельно опасного и чудовищного.
Потом довольно далеко за ними появилась какая-то смутная масса. Некоторое время он не мог понять, что. А потом увидел блеск стали, хвостатые бунчуки, гривастые тени коней — и понял.
Бежавшие могли удрать. Надо только, чтобы были отворены врата.
Он схватил Магдалину, поставил её ноги себе на плечи, а потом вытянул руки вверх, как мог.
— Прыгай, за внешнюю стену! Прыгай!!!
— Я не...
— Руки мне развязываешь! Прыгай!
Магдалина перепрыгнула.
— Беги к внутренним вратам! Стучи! Зови!
Сам он бросился к вратам в этой внешней, низкой стене. Схватил за верёвку колокола, которым вызывали сестру-привратницу. Ударил раз, второй, третий... Со всей силы, близко уже, со всех ног летели беглецы. А за ними, прямо из зарева, мчалась орда, сотни две татар.
- Иги-ги! Иги-ги! Адя-адя! Иги-ги-и-и! — визг их холодом отдавался в спине.
...Игуменья в своей келье услыхала это и подняла голову с кровати.
— Ну вот, кажется, всё кончено.
Человек, лежавший рядом с ней, тот самый богатырь Пархвер, который когда-то вёл Христа и апостолов на истязание, лениво раскрыл большие синие глаза: