...Миновала короткая ещё, на две птичьи песни, ночь самого начала августа. Занимался рассвет. Солн­це вот-вот должно было взойти. Предутренний ветерок блуждал по некошеным травам.

Надо было дать коням отдохнуть и хоть кое-как попасти их. Животных не рассёдлывали. Сбросили лишь саквы.

Остановились на самой вершине пригорка. Спу­скаться вниз не стоило. С высоты ещё издалека можно было заметить приближение орды и убежать. Лес, в ко­торый должны были они свернуть, чтобы пробиться на север, был — рукой подать. Туда они и поскачут, если появится опасность.

Перед ними была ложбина. По ней вела, довольно близко приближаясь к гряде пригорков, просёлочная до­рога. На юге, где могла быть опасность, дорога выныри­вала из пущи в каких-то там пятистах саженях: времени, чтобы убежать, хватит по горло.

Магдалину сняли с коня, но привести её в сознание никак не удавалось. Потрясение было таким сильным, что обморок её перешёл в глубокий, беспробудный сон. Дули в нос, слегка хлопали по щекам — ничего не помо­гало. Юрась приказал бросить. Очнется.

Поставили на стражу Иуду, а сами раскинулись в траве, чтобы хоть немного отдохнуть самим да, может, хоть на минуту вздремнуть после бессонной ночи. Постепенно все умолкли. Задремал и Христос.

Снилось ему, что плыла от горизонта какая-то неясная масса. Потом она приблизилась, и он с удивлением увидел, что это люди в чистых белых одеждах. Они шли то пооди­ночке, то по двое, а то и довольно большими группками, но не в толпе, потому что между ними плыло бесконечное море животных. Люди вежливо разговаривали между со­бою, но удивляло не это, не отсутствие гнева, зависти, нерв­ной вражды, а иное. В веренице шли рядом весёлые, улыб­чивые волки и смотрели солнечными собачьими глазами на кокетливых оленей и махали им хвостами. У обочины собака играла с кошкой: делала вид, что идёт сторонкой, по своему делу, а потом бросалась, хватала за задницу и мягко «жевала». Кошка, лёжа на спине, вяло, мягкими лапами, отбивалась. Шли ягнята и львы. Последних он сразу узнал. Совсем будто в книгах. Весьма похожи на собак.

Долетали топот ног, блеяние, какой-то непонятный скрип.

А люди шли и дружелюбно поднимали к нему руку в знак приветствия, и смеялись. У них были удивительно светлые лица, совсем не такие, какие приходилось видеть до сих пор. Не ангелы. У ангелов холодные глаза. В этих глазах была любовь, а в жилах — горячее течение крови.

Он страшно любил их. В эту минуту он страшно лю­бил их. Такими нельзя было владеть, таких нельзя было обманывать. Он очень, он страшно любил их, даже сжи­малось сердце. Он сам удивлялся, как он всем на свете готов жертвовать ради них, ради таких вот.