И ехала на большущем, похожем на собаку, льве Анея. Отчего-то не смотрела на него, и он испугался, что не заметит, и бросился к ней...

Скрип, голоса и крик животных были не во сне. Он увидел на гребне окаменевшую фигуру Иуды, взглянул и ужаснулся.

Бежала толпа. Обессилевшая, обезноженная, она, правдивее, хотела бежать, да не могла. Словно в ужасном сне.

Гнали стада: несчастных коров, запыленных овец. Девочка едва переставляла ноги, поддерживая на руках котёнка. Тащили какие-то коляски, толкали тачки со скудным скарбом. Ехали возы и скрипели, скрипели, скрипели.

Грязные, пыльные, многие в лохмотьях. Опять то, что всегда видел до сего времени: боль, гнев, осуждённая покорность, тупость. Возле ног машинально переступают собаки с высунутыми языками. А эти идут, такие всегдашние, такие грязные и некрасивые. Глаза. Тысячи равнодушных глаз.

И всё же в этих больших от страдания глазах было столько человеческого, столько от тех, что у Христа упало сердце. Эти лохмотья, похожие на ненавистный грязный кокон. Какие бабочки прячутся в вас?!

Он смотрел. Многие скользили по нему мучитель­ным взглядом и снова шли.

— Что же ты не дал знать?

— А зачем? — голос у Иуды был суров. — Я сразу увидел, что не татары. Зачем было будить утомлённых? Чтобы посмотрели?

Глаза его почернели. Мрачные глаза.

Проснулись и другие. Тоже подошли. Толпа не об­ращала внимания на людей, расположившихся на при­горке. Редко кто бросал взгляд.

Возможно, море так и проплыло бы мимо них, но в нем шли три старых знакомых Христа, три «слепых» проходимца, и один из них заметил его, толкнул друзей.

— Он, — сказал кто-то из них после раздумья.

— А что, хлопцы, не чешется ли у вас то место, куда он тогда... — второй мошенник почесал задницу.

— Да не было у него, наверно, больше.

— Брось. Ну, не было. Так бояться должен. Уворовать, а доплатить... Ну, как хотите. Я не из милосердных.

Остальные в знак согласия склонили головы. И тог­да мошенник неукротимо и пронзительно завопил:

— Братья в го-ре! Лю-уди! Никто нам не в помощь! Бог лишь один!

— Вот он! — показал второй. — От слепоты излечил меня!

— Он Городню от голода спас!